Ад всегда сегодня
Шрифт:
— Что вы себе позволяете, с ума сошли, что ли? — верещал он. — Я свободный человек.
— Ребятам из лаборатории приспичило провести парочку тестов, сынок, — миролюбиво успокоил его Брейди. — Если все обойдется, считай, ты вольная птица. Ты ведь сам этого хочешь?
— Иди ты к чертовой матери! — злобно выкрикнул Харолд. — Кончайте этот балаган!
В дверь постучали, и появился дежурный полицейский, держа на согнутой руке форменные брюки.
— Лучше надень вот эти штаны и делай, что тебе говорят, — буркнул Миллер, кидая ему одежду. — Так будет лучше для тебя. —
Медицинское заключение, которое ему обещали переслать из Лондона, лежало на его столе поверх других бумаг. Он торопливо пробежал его глазами, потом еще раз прочитал, останавливаясь на каждом слове, и, дойдя до последней точки, замер на вращающемся стуле, уставясь в никуда, сосредоточенный и беспомощный.
Через минуту он поднялся и решительным шагом направился в кабинет Маллори.
Шеф все так же сидел за столом, что-то ища в картотеке. Он поглядел на вошедшего с неохотой и подозрительностью.
— Времени ухлопано многовато, — неодобрительно заметил он. — И что в итоге?
— Брейди готовит сейчас Филлипса в дежурной, сэр. Брюки подозреваемого переданы в лабораторию для экспертизы. Инспектор Уэйд вытребовал в помощь серолога из Медицинской академии. Результаты исследований вы получите с минуты на минуту.
— Видел его мать?
Миллер обстоятельно доложил весь ход событий на Нарсиа-стрит и с сожалением добавил:
— По всему видно, ей недолго осталось жить.
— Следовательно, могло случиться так, что Харолд мог разбудить родительницу когда угодно, принеся ей чайку. Судя по словам лекаря, в ее нынешнем состоянии она совсем не помнит, что было вчера, а что сегодня, — подытожил шеф.
— Что-то вроде этого, — признал Миллер.
— Чистый цирк! — Маллори довольно потер руки. — Дам-ка ему минутку передохнуть и возьмусь за него сам. Думаю, он долго не продержится.
— Вы так говорите, словно ничуть не сомневаетесь.
— Ты умница, Миллер, поэтому дам тебе добрый совет. Ты еще под стол пешком ходил, а я уже стоптал десяток пар каблуков в поисках убийц. Я провел в своей жизни больше расследований, чем ты разжевал бифштексов с кровью. Поверь мне, сержант, нюхом чую, что Харолд Филлипс убил эту девушку.
— А Фокнер? Что он? Ставлю на него. Вы прочли рапорт Дуайера о минувшей ночи? — в азарте спросил Миллер.
— Знаю, о чем ты, — спокойно ответил Маллори, — что Дуайер видел Фокнера в баре на Риджент Плейс сразу перед убийством.
— И этот факт Фокнер утаил от нас во время беседы.
— Что при данных обстоятельствах вполне понятно и простительно, — снисходительно заметил Маллори.
Миллер, закипая, достал из кармана перчатки и швырнул их на стол.
— Это — бывшая собственность Грейс Пакард. Фокнер по рассеянности оставил их в баре.
Инспектор, брезгливо надув губы, двумя пальцами поднял перчатки.
— Значит, ты был там сегодня утром?
— Да. Брейди сказал мне о рапорте Дуайера, вот я и подумал, что прежде, чем заеду за Филлипсом, тысячу раз успею по пути заглянуть в бар и потянуть за язык хозяина.
— По-моему, я достаточно ясно
— Я потерял минут десять, не больше. И, может, вам будет интересно узнать, что, когда эти перчатки выпали из кармана Фокнера, он заявил хозяину бара, что их забыла его невеста? Зачем?
Маллори расхохотался ему в лицо.
— Просто мужик не хотел, чтобы кто-то знал, что он вздремнул с посторонней барышней. Правда, может, для тебя это слишком примитивно?
— Но ведь куча людей знала, что той ночью он был неразлучен с Грейс Пакард. После скандала у Джоанны Хартман все видели, что они ушли вместе. В таком случае, какого черта врать постороннему человеку, бармену?
— Мелочи, юноша, порой вы забываете о мелочах.
— Послушайте, сэр, какие же это мелочи? Инспектор Уэйд упомянул, что в каждом из предшествующих случаев Любовник Дождя забирал у жертвы какую-то вещицу. Уэйд утверждал, что в данном случае этого не случилось. Разве мы можем оставаться так же спокойны, зная о перчатках?!
— И опять возвращаемся к Любовнику Дождя, — со скукой в голосе сказал Маллори. — Согласись, все вместе не пляшет, слишком много различий!
— Согласен, — поддакнул Миллер, — только по-прежнему считаю, что Фокнеру есть что объяснить. Во-первых, именно он был с девушкой и привел ее к себе, а повод, который он называет, очень эгоцентричен и подозрителен.
— Вовсе нет, — возразил Маллори. — Он вел себя как обычно, судя по словам его друзей и коллег.
— Но у нас же целых два свидетеля, что всего за несколько минут до убийства он был поблизости от места преступления. И потом, зачем он соврал Харкнессу о перчатках?
— А что привело его в бар? Харкнесс говорил что-нибудь? — спросил инспектор.
— Пришел за сигаретами.
— Такое с ним первый раз?
— Нет. Он часто появлялся в баре в самое неподходящее время.
— Ты хоть представляешь, какой это лакомый кусок для приличного адвоката?
— Понятно, — буркнул Миллер, — это всего лишь подозрения, но их все больше и больше. А эти его странные приступы агрессивности, которые совсем не свойственны человеку его среды? У меня с собой медицинское заключение Фокнера.
Он протянул Маллори сложенный вдвое листок, но тот энергично замахал руками:
— У меня нет времени выпутываться из латинских терминов. Ты прочел? Давай голые факты.
— Ладно. Шесть лет назад он попал в серьезную автомобильную аварию на гонках Брандз Хатч, где сильно повредил голову, осколки черепа попали в мозг, ну и что за этим следует. Ему страшно повезло, что он выкарабкался. Ну, и с той поры проявляется его несуразная враждебность. Психиатры, которые исследовали его, в заключении дружно пришли к выводу, что его поведение — прямой итог травмы мозга, скорее всего, в значительной части вызванной костными осколками, которые хирурги не смогли полностью удалить. Вспышки агрессии участились в период заключения, он участвовал в нескольких стычках, однажды набросился даже на офицера. Ему было рекомендовано лечение в психиатрическом заведении, но он отказался.