Ад всегда сегодня

Хиггинс Джек

— В кутузке? — с иронией отозвался он. — Представь себе, там даже есть выбор. Если в камере сидит еще кто-то, можно сыграть в шахматы или переброситься в картишки. На определенном этапе срока можно, к примеру, спуститься в столовую попялиться в телевизор или сыграть в пинг-понг. Можно пойти на утреннюю или вечернюю службу в тюремную церковь, многие собираются там — лишь бы не сидеть в камере.

— Боже! И так транжирить жизнь! — вздохнула Дженни.

Он рассмеялся и шутливо спросил:

— Ну и что?

Ну, чем прикажешь мне заняться на воле? Все утро проваляться в мягкой кровати, потом прошвырнуться в бар, пропустить три, а то и четыре кружечки пива, как раз подойдет время возвращаться к бараньему жаркому и йоркширскому пудингу? Послеобеденная дремка, чтение газет, вечером — телевизор… Тоска зеленая!

— А это уже зависит от того, с кем проводить время, — возразила девушка.

— Резонно. Картинка может быть несколько иной, начиная с кровати.

Девушка поставила чашку на стол и склонилась к нему.

— А может, лучше вернуться, Дойл? Куда бежать? Чем дольше это будет длиться, тем хуже.

— Тогда конец всем льготам, — вздохнул Бомбардир, — а значит, еще два с половиной года отсидки.

— Ты уверен?

— Не совсем. Ну и ирония судьбы. Я уже был бы вчера в тюрьме, да вот не вышло.

Дойл рассказал, что случилось в квартире Дорин.

— Что же с тобой делать? — вздохнула Дженни и посмотрела на него оценивающим взглядом.

— А знаешь, я только сейчас заметила, что тебя стоит хорошенько отмыть. Ванная наверху, сразу у лестницы, воды горячей, слава Богу, в избытке. Иди же, деятель, а пока ты будешь отмокать в ванне, я займусь завтраком.

— Ладно, чего не сделаешь ради хорошенькой дамочки, — ласково улыбнулся Дойл, когда Дженни подтолкнула его к двери.

Но улыбка его исчезла, словно ее и не было, когда он поднялся наверх и закрылся в ванной. Два с половиной года? Одна эта мысль привела его в дрожь, в горле застыл комок отчаяния. Если бы этот чертов вертухай, этот проклятый надзиратель не поперся в буфет! Если бы ему не вздумалось потискать ляжку медсестры! Но жизнь такая странная штука… Каждый день состоит из сплошных «что бы было, если бы…».

Он как раз застегивал последнюю пуговицу, когда девушка постучала в дверь и мягко позвала его:

— Зайди в мою комнату, она рядом с ванной, я дам тебе чистую одежду.

Когда он вошел в опрятную спальню, она склонилась над кроватью с разложенными на ней сорочками.

— Это моего отца. По-моему, твой размер.

— Я не могу этого надеть, девочка, — решительно перебил ее Бомбардир. — Когда легавые схватят меня в этом наряде, первым делом спросят, откуда он у меня.

— А я об этом не подумала, — испуганно ойкнула она.

— Я хочу вернуться в том, в чем ушел, иначе они не отвяжутся, пока не найдут, кто меня приютил и одел.

Ему

вдруг показалось, что он уже был однажды в этой комнате. Вспомнив, он хлопнул себя по лбу.

— Лучше повесь на окна шторы поплотнее. Когда вчера вечером я сидел в гараже, то многое видел. И скажу честно, зрелище было захватывающим. — Мужчина тяжело вздохнул и добавил: — Интересно, сколько раз я буду его вспоминать в ближайшие два с половиной года…

— Бомбардир, посмотри на меня, — нежно окликнула она.

Когда он оглянулся, она все так же стояла у кровати, только теперь совершенно обнаженная, а халатик лежал у нее под ногами на полу. Дойл застыл в изумлении. Девушка была так хороша, что у него захватило дух. Она стояла в спокойном ожидании. Волосы темной волной спадали по плечам и скатывались на грудь с упругими темными сосками.

Он протянул руки и пошел к ней, ступая медленно и неуверенно, будто слепец, ведомый только запахом и ощущениями. Его ноздри с жадностью втянули аромат ее духов.

Он прижал ее к себе и уронил голову ей на грудь. Она ласково гладила его по волосам, целуя в висок нежно, словно мать младенца.

— Все хорошо, все будет хорошо, вот увидишь…

Бомбардир Дойл горько усмехнулся. Сейчас для него, неистового любовника, все было впервые познаваемым чудом.

Он не мог справиться с дрожанием рук, и девушке пришлось помочь ему снять сорочку и брюки. Но позже вдруг все пропало, не осталось и следа робости. В жизни ему не было так хорошо.

Он погрузился в ее тело, обвитый горячими нежными руками, и растворился в волнах счастья и восторга.

А потом… Прошло много времени или только казалось так, когда зазвонил телефон.

— Кто бы это? — спросила Дженни, выскользнув из-под простыни и потянувшись за халатиком.

Двери тихо закрылись за ней, а Дойл встал и начал одеваться. Он застегивал ремень, когда двери снова открылись и на пороге появилась девушка. Впервые с тех пор, как он познакомился с ней, она выглядела испуганной.

Он обнял ее за ставшие вдруг родными плечи:

— Что случилось?

— Мужчина, — ответила она побелевшими губами. — Звонил какой-то мужчина и велел тебе передать, чтобы ты уносил ноги. Через пять минут здесь будет полиция.

— О Господи! Кто же это был?

— Не знаю, — виновато прошептала она. — Ох, Дойл, что же нам делать?

— Запомни, ты здесь ни при чем. От всего отпирайся, — приказал Дойл, вытягивая из-под кровати подаренные Дженни отцовские ботинки. — Остальное моя забота.

Он начал натягивать через голову свитер. Она положила руку ему на плечо.

— Сдайся, Бомбардир, пожалуйста.

— Всему свое время, девочка. Первым делом мне надо убраться отсюда подальше, чтобы топтуны не могли прицепиться ни к тебе, ни к старушке.