Ада
Шрифт:
На крыльцо соседского дома вышел сын соседки Матвей, и из-под руки, пристально, оглядел их. Перед началом войны он все где-то пропадал, и вот только недавно объявился. Ада засмотрелась на его вышитую сорочку и заметила ухмылку, пробежавшую по его лицу.
– Вы уж, Павла Михайловна, присмотрите за домом, как обещали.
– Конечно присмотрю, - отозвалась соседка.
– Вон для верности сына к вам поселю. Он как раз вернулся, жить ему где-то надо, да и заодно за домом вашим присмотрит. Так что не беспокойтесь, - нараспев зачастила она, - все будет в лучшем виде. А по приезду вашему сочтемся.
Она
Левитины не торопясь прошли по проулку и вышли на центральную "улицу Ленина". По ней нужно пойти до конца и там уже было место сбора. Чем дальше они шли, тем больше становилось народа, идущего в ту же сторону. Люди шли целыми семьями, таща на себе вещи. Кто-то, как Левитины, вез их в тележке, кто-то вез на подводе, кто-то в коляске. А один раз мимо них солидно проехал грузовик, доверху набитый вещами, на которых невозмутимо сидели люди. Наверное, несколько семей скинулись вскладчину и наняли грузовик, для перевозки вещей.
В конце улицы они уперлись в толпу стоявших людей, которая то немного продвигалась вперед, то надолго замирала.
Ада решительно отобрала у Витьки узелок.
– Все, - сказала она.
– Идите отсюда. Оба. Проводили и хватит.
Витька без сопротивления отдал ей узелок и понурив голову, повернулся и пошел обратно. Следом за ним отправился и Семка. Сначала он все оглядывался, но потом затерялся в потоке прибывающих людей.
Солнце поднималось все выше и стало ощутимо припекать. От столпотворения огромной массы людей было душно и напряженно.
– Мама, я пить хочу.
– Жалобно пролепетала Ганя.
– И я тоже.
– Повторил следом за ней Даниил.
Мама не говоря ни слова, достала припасенную бутылку с водой и дала детям напиться.
– Потерпите.
– Строго сказала им она.
– В следующий раз нескоро дам.
Поток людей медленно продвигался вперед. Аде было интересно - а на чем их будут вывозить. Железнодорожный вокзал был в другой стороне города. Может тогда на машинах? Вон их сколько стоит, с заведёнными моторами. Только вот почему так страшно? И эти непрестанно гудящие над головой самолеты, и издалека доносятся приглушенные выстрелы - одиночные и очередями.
По краям улицы по двое, по трое, а то и группами, стояли немецкие солдаты. Оружие они держали за спинами, и поглядывая на людей, бредущих мимо, улыбались. Особенно выделяли девушек помоложе и посимпатичнее. К одной из них, идущей впереди Левитиных подошел солдат и что-то негромко сказал. Девушка недоуменно посмотрела на него и раздраженно отмахнулась. Немец пожал плечами и отошел.
– Что он тебе сказал?
– Спросила её другая, идущая рядом.
– Предложил мне спать с ним. И полы у него мыть. А он меня за это отпустит.
– Ответила девушка.
– Странно.
– Заметила вторая.
– С чего бы это ему предлагать?
– Не знаю.
На этом разговор сам собой прекратился. Наконец, спустя несколько часов, они добрались до своеобразного входа. Прямо поперек улицы стояло проволочное заграждение,
На входе распоряжались двое - один был высокий, рослый и могучий дядька в расшитой украинской сорочке и пышными вислыми усами. Второй был невысокий, неприметный, в сереньком костюме и надвинутой на глаза кепке. Люди шли мимо них, но обратно почти никто не выходил. Лишь изредка выезжали пустые повозки, как видимо сгрузившие вещи и выезжающие назад, против течения людей, с матерящимися и машущими кнутами возницами, создавая толкучку и ругань.
Какой-то пожилой, авторитетного вида еврей, громко говорил кучке столпившихся рядом с ним людей:
– Немцы - это да. У них не забалуешь. Такой порядок. Вот война, и они решили вывезти всех нас подальше отсюда. Туда, где спокойнее.
– А почему только евреев?
– Спросила какая-то маленькая, потрепанного вида женщина.
– Все потому, что мы для них родственная нация, самая близкая. Поэтому и вывозят в первую очередь. А потом и до других дело дойдет.
Они прошли вход и подошедший незаметно маленького роста чиновник во весь голос прокричал.
– Не задерживаемся! Проходим дальше! Вещи складываем налево, а у кого есть продукты - направо!
– А как же без продуктов и вещей?
– Выкрикнула седенькая старушка.
– Вещи повезут в другом транспорте, а еду выдадут и накормят в дороге.
– Ответил ей чиновник, записывая что-то на бумаге.
– Ну конечно же, - успокаивающе проговорила какая-то женщина.
– Такой порядок - багаж поедет отдельно. А там, на месте, и разберёмся.
Все складывали узлы, чемоданы и сумки налево, в большую кучу. А узелки и сумки с продуктами сложили направо, в большой ящик.
– У кого теплые вещи - все сдать!
– Громко приказал офицер в высокой фуражке, и указал плеткой, которую держал в руке на другой ящик.
Люди принялись снимать с себя и складывать в ящик кофты, свитера, кто-то бросал перевязанные узлы. К Аде подошел солдат и, подмигнув ей, ловко отобрал пальто. Сзади напирали и толпа людей потащила их дальше. Немного погодя опять все остановились. Солдаты с офицером во главе отсчитали группу людей и пропустили. Затем снова отсчитали и пропустили. И снова. Наконец очередь дошла и до Левитиных.
Они прошли в группе людей и увидели выстроившихся двумя шеренгами солдат, так что образовывался узкий, метра полтора коридор. Все солдаты стояли плечом к плечу, держа в руках дубинки, рукава были закатаны.
Едва люди вошли в коридор, как на них посыпались со всех сторон сильные, разбивающие в кровь, удары. Солдаты били дубинками, не разбирая, кто перед ним - ребенок, старик, женщина, старуха или мужчина. Для них это был аттракцион, развлечение. И они хохотали, стараясь ударить больнее, в живот, пах или по лицу. Уклониться или спрятаться от удара было невозможно, люди кричали. Кто-то падал и тогда спускали собак, которые моментально начинали рвать человека. Кто-то оставался лежать на земле и тогда люди шли прямо по нему, растаптывая упавшего. Все бежали вперед, стараясь избежать ударов и не задерживаясь в проходе.