Адам Кодман, или Заговор близнецов
Шрифт:
– А это уже хамство, – расстроился Янсен, но не сильно, – прочтите почту, и перезвоните мне вечером. Мадридским вечером! Это значит до десяти.
В электронном почтовом ящике я обнаружил следующее: «Дорогой Гарри! Толпа делится на три категории. Критикующая гения, воспринимающая гения и та, что о гении не знает вовсе. Есть, правда, и четвертая – обожествляющая гения. Но ее нельзя считать самостоятельной. Она либо часть самого гения, либо ей наплевать, кто есть этот самый гений. Для нее важен факт обожествления. Посему ее можно отнести к третьей категории.
Содержание, дорогой Гарри, не может быть важнее формы. Что из того, что обертку выбрасывают,
22
«Слова – это символы: они требуют общих воспоминаний» Х.Л. Борхес «Книга песка».
Я получил либретто. Они намекают на то, что Данте был тайным тамплиером. Как по мне – полная дурь. И что из этого? (Надеюсь, вы уже знаете, что данную постановку финансирует благотворительный Фонд имени последнего шефа храмовников?). Вы же сами хотели доказать связь Данте с орденом. Кстати и эсэсовцы считали себя наследниками тевтонского ордена, который был слизан, как под копирку, с тамплиеровского. Почему про тамплиеров мы вспоминаем с уважительным покачиванием головы, а фашистов откровенно ненавидим?
Формально возможны два варианта ответа. Вариант первый: мы слишком мало знаем про гнусности, творимые тамплиерами (вспомните хотя бы штурм Аскалона или Иерусалимский выкуп) 23 , их держали в тайне, ими старались не эпатировать общественное мнение. Чего не делали фашисты, которые напротив, из-за тупости и чванства взяли на себя всю грязную работу, а вместе с ней и весь позор преступлений Третьего Рейха. Вариант второй: тамплиеры были благородными рыцарями, которых несправедливо уничтожили завистливые властители, а эсесовцы безосновательно и незаконно объявили себя наследниками тевтонов – ближайших родственников тамплиеров.
23
Во время штурма Аскалона в 1153 году передовые отряды храмовников первыми ворвались в город и не пустили сквозь пролом в стене больше никого, чтобы не делиться добычей. Тамплиеры обратили мечи против своих же товарищей, которые не принадлежали к Ордену. Это дало возможность защитникам Аскалона перегруппироваться и отобрать у крестоносцев очевидную победу. Когда в 1187 году Иерусалим сдался на милость Салладина, тот потребовал выкуп за каждого христианина, который уйдет из города. Тамплиеры отказались раскошелиться в результате чего 16 тысяч их единоверцев попали в рабство.
На самом деле, ни один из ответов нельзя считать справедливым. Ответ заключается в стиле. Ну, это, как история Родиона Раскольникова, рассказанная аборигеном-сочинителем Новой Гвинеи, принимавшем участие в съедении Кука. При всей тождественности изложенного с сочинением Достоевского результат будет противоположным. Разумеется, если потребитель воспитан на христианских ценностях.
С другой стороны, почему мы считаем, что дикари воспримут эту историю неправильно? Они воспримут
Я – прямой наследник викингов. Свирепых и жестоких. Во мне течет их кровь. Мне по нраву истории, исполненные активного действия и четкого понимания функций героев. Чем я отличаюсь от папуасов? Образованием? Моральными ценностями?
Нет! Я отличаюсь от них терпимостью и способностью уважать чужие идеалы, даже если я их не разделяю. Вот чему учит христианство, если вы, остолоп, этого до сих пор не поняли! Уважать чужие идеалы! Перечитайте Данте, и не морочьте мне голову несоответствием с первоисточником. Это не диссертация. Это даже не комментарии к очередной трактовке. Это только консультации по предмету.
Нежно любящий вас Ярви Янсен.
P.S. Не звоните мне после десяти. Из-за вас я не спал всю ночь».
Это было заметно. Сочинить столь многословное письмо, абсолютно не проясняющее ситуацию, мог только человек, измученный бессонницей.
В детском саду во время приема пищи нас заставляли повторять поговорку: «Когда я ем, я глух и нем». «Глух и нем» в моем детском сознании сливалось в одно слово, и из него вырастал образ ужасного зверя Глухинема, который своей прожорливостью затмевал Бабая или Змея Горыныча. Жуткое было животное. Так вот сейчас я стал настоящим Глухинемом, и главным моим желанием было слопать Ярви Янсена. Но Ярви Янсен находился по другую сторону Атлантики, и никакой Глухинем его бы сейчас не достал. А жаль…
9. Посол Небес
…К чему бороться с волей выше вас,
Которая идет стопою твердой
И ваши беды множила не раз?..
AD. IX. 94
Среди коллег Бенджамин Эплстоун слыл придурком. Не то чтобы полным, а так, слегка. Основания для такой оценки давали, по крайней мере, три качества его натуры. Во-первых, его не интересовало ничего, кроме работы. Ну, совсем ничего. Берясь за всякое новое дело, он погружался в него с потрохами и оставался там до окончания расследования. Никакие житейские радости не могли в нем соперничать с радостью работы. В этом смысле он был похож на Шерлока Холмса, правда, с гораздо меньшими дедуктивными способностями.
Во-вторых, вечным поводом для шуток было его замысловатое имя, коим, впрочем, Эплстоун искренне гордился. И, в-третьих, ему фатально не везло с женщинами. Прекрасный пол будто чуял какую-то опасность, исходящую от агента. Женщины сторонились его. Он и не настаивал, особенно в последнее время. Как-то научился обходиться.
Дело, порученное Эплстоуну, в этот раз не было похоже на другие. Многие из коллег считали, что и дела-то никакого нет. А если и есть, то заниматься им должны не в ФБР, а где-нибудь в другом месте. Например, в министерстве финансов. Начальство так не считало, во всяком случае, в начале. Более того, дело выглядело достаточно многолюдным и запутанным, чтобы претендовать на звание важного. Потому начальство зорко следило за успехами Бена, требуя докладывать не реже двух раз в неделю.
– Ну, что у нас нового? – Эрик МакНи скрючился в огромном кресле, которое его тщедушной фигуре было явно не по размеру.
– Нового мало, сэр, – скривился Эплстоун. – Я перерыл все что мог. Ухватиться не за что.
– Так уж и не за что? – не поверил МакНи.
– Все зависит от цели. Я пока ее не вижу.
– Не мне тебе про цели рассказывать. Главного злодея ты уже вычислил?
– А что с того? Предъявить ему нечего. Хоть бы убили они кого, что ли.
– Совсем сдурел?