Адам Смит

Аникин Андрей

Шутливый разговор о Хароне, перевозчике мертвых в царство Аида, был таков.

Юм читал в начале августа сатирические «Диалоги мертвых» древнегреческого поэта Лукиана. Вспомнив одно место из них, он заметил Смиту, что не в состоянии выдвинуть для себя ни один предлог из тех, какие придумывают несчастные, загоняемые Хароном в ладью, чтобы получить отсрочку: одному надо достроить дом, другому — выдать замуж дочь, третьему — исполнить долг кровной мести. А у него все в порядке, все сделано, все завершено! Юм назвал в шутку несколько несерьезных предлогов и сам отверг их. Пожалуй, он может попросить у Харона отсрочки только на то, чтобы закончить поправки к новому изданию своих сочинений и

посмотреть, как публика примет его. Но Харон откажет, заявив, что поправкам конца не будет. Тогда Юм попросит его: «Подожди немного, добрый Харон! Я старался открыть глаза людям, и если я проживу еще несколько лет, я, может быть, с удовлетворением увижу падение некоторых господствующих суеверий!» После этого Харон окончательно потеряет терпение и рявкнет: «Ах ты, бездельник! Да этого не случится и за сотни лет. Полезай сию секунду в ладью, негодяй!»

Письмо Смита быстро пересекло Форт, и уже на другой день Юм продиктовал своему племяннику короткий ответ, в котором давал санкцию на дополнение к его автобиографии. Через день, 25 августа, он умер.

Смит вскоре написал свое предисловие, показал его нескольким друзьям и послал Стрэхену. В форме письма к последнему оно и было опубликовано вместе с «Моей жизнью» Юма.

Эффект получился неожиданный.

Из письма ясно следовало, что Юм отнюдь не обращался к богу в последние дни и не заботился о своей «грешной бессмертной душе». Там были и Лукиан, и Харон, и игра в вист на смертном одре, и многое другое. Не было только ни малейшего намека на утешительницу — религию.

Смит изобразил все это со своей изумительной серьезной наивностью, не подозревая, что сам лезет в западню, которой, казалось ему, он избежал, отказавшись от публикации «Диалогов».

Официальная церковь — как англиканская, так и пресвитерианская — относилась к Юму с большим подозрением. Юм не без основания считал, что именно вследствие поповских интриг он так и не был допущен к преподаванию в университетах. У него была довольно определенная репутация атеиста или, во всяком случае, человека, близкого к этому.

Письмо Смита косвенно подтвердило эту репутацию. Жил как безбожник и умер как безбожник и язычник! Да разве может дух безбожника быть столь спокоен перед господом? А каков автор письма, если он мыслит так же?

Случилось то, чего Смит боялся больше всего: начался скандал, поднялась мутная волна мракобесия и клеветы. Что же сделал Смит? Совершенно ясно: подобно страусу, спрятал голову под крыло и сделал вид, что все это его не касается.

Особой злобностью и личными выпадами против Смита отличался анонимный памфлет, автором которого, как скоро выяснилось, был некий доктор Джордж Хорн, профессор-поп из Оксфорда (еще одно напоминание о ненавистном университете!), а позже епископ в Норидже. Этот памфлет, выдержавший несколько изданий, был озаглавлен так: «Письмо Адаму Смиту, доктору прав, о жизни, смерти и философии Дэвида Юма, эсквайра, написанное одним из людей, называемых христианами».

Обругав Юма, автор обращается затем к Смиту: «Вы хотите убедить нас на примере Дэвида Юма, эсквайра, что атеизм — единственное подкрепление упавшего духа и подходящее противоядие против страха смерти…» Не выйдет, господин доктор! Вместе с вашим покойным другом вы «с гнусной нечестивостью» сеете по всей стране безбожие! Но содрогайтесь перед гневом господним, доктор!

Сочинение это презабавно. Смешивая библейские мифы с недавними стихийными катастрофами, Хорн высказывает предположение, что такой зверь, как доктор Смит, может смеяться над развалинами Вавилона, восхвалять землетрясение, разрушившее (в 1755 году) Лиссабон, и приветствовать злодея фараона, губителя избранного богом народа.

Но Смиту было в первое

время не до смеха. Правда, друзья уверяли его, что эти выпады не повредят ему. Но они же старались хоть посмертно поправить репутацию Юма, доказывая, что он вовсе не был атеистом. Адам Фергюсон рассказывал о случае, когда Юм, посмотрев на звездное небо, воскликнул: «Можно ли лицезреть эти чудеса свода небесного и не верить, что бог есть?» Даже суеверность Юма в мелких делах жизни выдвигали как доказательство его религиозности!

Как бы то ни было, шум вокруг письма Смита постепенно улегся. Он получил, подобно Мэллету, о котором писал ему Юм, свое доходное место.

В 1780 году в письме к торговому советнику Дании по поводу датского издания «Богатства народов» Смит говорит о своих переживаниях в связи с критикой книги и нападками на письмо:

«Не стоит обращать даже ваше внимание на бесчисленные пасквили, которые появились по моему адресу в газетах. Но в общем меня поносили гораздо меньше, чем я имел основания ожидать, так что в этом отношении я скорее считаю себя счастливым. Один-единственный и, как я думал, совершенно безвредный листок бумаги, который я написал по поводу смерти нашего покойного друга мистера Юма, навлек на меня в десять раз больше ругани, чем весьма острая критика, которой я подверг всю коммерческую систему Великобритании».

Когда Смит в начале 1777 года приехал в Лондон, он обнаружил, что его некоторая известность связана прежде, всего с письмом о Юме, а вовсе не с «Богатством народов». Огромная книга, в которой острые вопросы были запрятаны среди сложного и трудного материала, медленно прокладывала себе путь. Пока ее знали только личные друзья и знакомые Смита да узкий круг образованных людей.

Но письмо и скандал сослужили «Богатству народов» и политической экономии неплохую службу!

Публика легкомысленна и переменчива. Заинтригованная шумом вокруг имен Юма и Смита, она обратила внимание и на книгу, которая до этого расходилась туго. Скоро Стрэхен обнаружил, что необходимо второе издание. Его подготовкой Смит и занимался почти весь этот год, время от времени вздрагивая от ударов Хорна и ему подобных и греясь в первых лучах славы.

8. «БОГАТСТВО НАРОДОВ»

Любите ли вы, читатель, старые книги? Книги на пожелтевшей бумаге ручной выделки, с гравированными виньетками, с многоречивыми титульными листами!

Издания «Богатства народов» за первую половину века после его появления могли бы заполнить небольшую антикварную лавку.

На титульном листе первого издания, вышедшего в марте 1776 из типографии Стрэхена и продававшегося в книжной лавке Кэделла, было написано: «Исследование о природе и причинах богатства народов, сочинение Адама Смита, доктора прав, члена Королевского общества, ранее профессора нравственной философии в университете Глазго». Это были два больших тома ин-кварто, стоившие 1 фунт 16 шиллингов. На небогатого человека издание не было рассчитано.

Смит получил наличными 300 фунтов, что было для него весьма кстати, так как жизнь в Лондоне истощала его довольно скромные доходы. Остальные 200 фунтов гонорара он истратил на приобретение экземпляров книги для подарков. Одним из первых такой экземпляр получил, разумеется, Юм, который прочел книгу на одре болезни и уже через три недели поздравил Смита с успехом, высказав, между прочим, два-три метких возражения.

Спрос был надолго удовлетворен вторым изданием, которое вышло в самом начале 1778 года. Но окончание войны в Америке и другие события подстегнули интерес к книге. Смит начал работать над подготовкой третьего издания. Теоретические главы он почти не трогал, но усилил свою критику меркантилизма и особенно Ост-Индской компании.