Адамово яблоко

Миллер Лена

Вот мои пальцы крепко сжимают кожаную оплетку спортивного руля. Локоть касается холодной обивки двери, и моя загорелая рука покрывается легкими мурашками. Какие-то красавчики обгоняют нас и сигналят, радостно скалясь и что-то выкрикивая нам из спешно открывающегося окна.

А высоко в небе стремительно падает жёлтая звезда, но я успеваю загадать, чтобы тот, кого я сильно обидела, позвонил мне первым, потому что «Я твой космос».

Засыпая, под окном мансардного этажа, я смотрю как меркнут звезды, вытесняемые рассветом, как просыпаются кучерявые, плывущие по светлеющему небу облака, и занимаюсь своим любимым в такое время

суток делом: созерцанием своей безысходности и одиночества. Наблюдаю, как они наполняют меня в районе солнечного сплетения, как разливаются по моему телу и оседают внизу живота свинцовой тяжестью.

Мое одиночество любит тишину. Я складываю его под подушку и обнимаю засыпая.

И просыпаюсь от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Открываю глаза и вижу свою младшую сестрёнку, Птенчика. Пока мы спали, папа съездил за ней в город и привёз на дачу на все выходные. Стоит. Глаза блестят. Губы растянуты в широкой улыбке. Яркий полуденный свет падает на неё через окно на крыше. Ну, точно маленький ангел с благой вестью.

Как-то слышала фразу: никто не знает, что на самом деле на душе у человека, который вечно улыбается. Это про Птенчика, мою малую. Мы с ней очень похожи. Обе смуглые и темноволосые. Только у меня глаза серые, а у нее настолько тёмные, что кажется вот-вот почернеют. И волосы я свои давно состригла, одну челку оставила. А у малой – косы длинные, до пояса.

Птенчик выросла на перекладных. Она младше меня на пятнадцать лет и бьюсь об заклад, мама думала, что родит поскрёбыша, когда ей забеременела. Так называют поздних детей, появившихся в семье неожиданно, когда их уже никто не планировал. Но дальше что-то, действительно, пошло не по плану. Ей был год, когда родители расстались, и она жила до пяти лет сначала со мной и мамой, потом с мамой и отчимом. А когда мамы не стало, папа хотел взять её к себе. Но, в результате, она оказалась у нашей бабушки, папиной мамы. Они решили тогда, вместе с бабушкой, что для малой так будет лучше. Теперь она приезжает к отцу на выходные и, если повезёт, остается погостить подольше. Иногда, когда отец едет в какую-нибудь поездку со своей новой семьёй, он берет Птенчика с собой. Мне такого счастья не выпало ни разу. Очевидно, я слишком большая для такой роскоши, и могу позаботиться, в отличие от малой, о себе сама.

Но, по большому счету, Птенчик сирота. Все её любят, тискают, дарят подарки. А потом отвозят обратно в её очередной перекладной дом.

Её жизнь состоит из вечных ожиданий. Она ждёт выходных у папы, поездок с ним в отпуск и, надеюсь, редких встреч со мной.

Малая цепляется за любую возможность пообщаться с кем-нибудь из нас. А если планы рушатся – ревёт навзрыд до одури и ничем её не успокоить. Что, в общем-то, вполне логично. А как ещё должен себя чувствовать маленький человек, лишившийся вдруг своей семьи и оказавшийся ненужным на постоянной основе даже собственному отцу.

Я сгребаю её в охапку, валю на кровать, и мы начинаем барахтаться, пыхтеть и хохотать.

На шум прибегают, карабкаясь по крутым ступеням, карапузы и начинается каша-мала. Главное теперь никого не зацепить пяткой и не придавить, а то вою потом будет, проблем не оберёшься. Бесят эти сопливые дети, пора мне сматываться.

Мы идем завтракать, и я шепчу Птенчику на ухо так, чтобы никто не слышал:

– Давай угоним Леськину тачку и поедем на озеро. Купим мороженое и перепачкаем ей весь салон.

Птенчик смеётся и обнимает меня, кивая.

Забравшись, на старый деревянный пирс на берегу лесного озера, непонятно как выживший в этом "цивилизованном" мире, мы занимаемся каждый своим делом. Я люблю это место. О нём мало кто знает. Маленькое, с горошину, озерцо, известное только деревенским рыбакам, не раз становилось моим приютом и отдушиной.

Птенчик ест мягкое мороженое в вафельном рожке, а я болтаю ногами в воздухе и ищу на дропшиппинг-площадках поставщиков «Jelly Belly». Так называются те самые конфеты с разными противными вкусами. Сейчас самое время запустить их продажи пока они ещё на взлёте своей популярности и такие, не знающие чем заняться, как Леська, девчонки, готовы кормить друг друга этой гадостью. Если не найду в России, с Китаем связываться не хочу. Лучше взять меньший процент с продаж, но с большей гарантией и быстрым сроком доставки. Да и вся масса финансовых издержек в таком случае в первую очередь, ложится на поставщиков.

– Как думаешь, если бабушка умрёт, с кем я буду жить? – спрашивает меня Птенчик, пристроившись рядом.

– Будешь жить со мной. Станем счастливыми хиппи. Купим фургончик, приедем к папе и поставим наш дом на колесах у него во дворе. Будем приходить к ним на завтрак и пользоваться бесплатной вафлей, чтобы смотреть целыми днями пиратские фильмы.

Птенчик опять обнимает меня и хохочет. Я тоже обнимаю её, отложив ноутбук. Мне совсем не смешно, но я не подаю вида. Она живет в мире, который периодически рушится и осознает это. Я – один из немногих взрослых в её жизни, человек, о её участи никогда всерьёз не задумывалась. А она думает. Думает, что с ней станет, если ба умрет.

– Малыш, детство длится недолго. Скоро ты перестанешь зависеть от других людей. Но знай: если что-то пойдет не так, у тебя всегда есть я.

21 сентября.

Поставщик «Jelly Belly» успешно найден, карточки товара в личном кабинете на «Wildberries» созданы. SEO оптимизация пройдена. В общем, вся работа для высокого CTR, ранжирования, а значит, и успешных продаж моих конфет избалованным девочкам – проделана. Осталось совершить первую онлайн покупку, чтобы потом написать самой себе отзыв, как только товар пройдёт модерацию. А пока я свободна.

На часах 20:00. Хочется есть. Низ живота ноет всё сильнее и к этой боли добавляются спазмы в голодном желудке.

Я ловлю себя на том, что всё время занимаюсь непрерывным прокручиванием в голове истории того злополучного вечера. "Всё время" – это значит – с того самого момента, как я проснулась утром 18 сентября.

Я оправдываю себя тем, что накануне меня одолевала злоба. В моей жизни, как и в жизни Птенчика, всё время что-то рушится. Всё, что мне дорого, рано или поздно превращается в прах.

И, чем дороже, чем важнее для меня то, что я имею, тем ещё более мгновенна и разрушительна потеря. Как уход моей матери. Как женитьба отца. Как измена или предательство того, к кому ты привязался, в надежде на лучшее.

И вот, наступает момент, когда, если и приходит в твою жизнь что-то хорошее, то сама радость от происходящего заглушается приступами страха. Обречённая уверенность, что чем лучше сейчас, тем больнее будет потом обрушивается на тебя ледяным душем и тянет на дно. И ты уже более не способна верить ни себе, ни другим.