Адаптация
Шрифт:
– Да стойте же вы! Жгут наложить надо! Стойте!
Девушки синхронно повернулись к Еве, уставившись стеклянными глазами. Наркоманки? Шизофренички? Не важно!
– Где операционная? Аптечка? Жгут?
Отвернулись и потрусили по коридору, оставляя за собой цепочку алых следов. Впрочем, ее тотчас затерли: еще одна блондинистая медсестричка ползала на четвереньках с тряпкой в руках.
– Идиотки!
– рявкнула Ева
Ева знает, как страшно умирать.
Вскоре цепь начала распадаться. Пациентов распределяли по палатам. С механоидной аккуратностью медсестры накладывали повязки, ставили капельницы с глюкозой и уходили. К помощи Евы они отнеслись с полнейшим равнодушием. Требование приготовить операционную проигнорировали, равно как и вопрос о нормальных лекарствах.
Найденной в одной из палат аптечки хватило ненадолго.
Она шила, стягивала нитями широкие зевы ран, покрывала ожоги пленкой регенерирующего вещества, вытаскивала обломки шипов и чешуи...
Ее руки скоро стали красны от крови, а халат - грязен. Но нового не предвиделось, а перчаток не подали. И это было уже не важно.
Она помогала людям выживать.
К счастью, тяжелых не было.
– Ева? Ты жива, Ева? Ты еще жива... ты - моя умница. Я не дам тебе умереть, - смерть решила поговорить. Она села на постель и взяла Евину ладонь, прикоснулась холодными губами.
Не надо. Больно.
– Это он устроил взрыв. Хотел заставить тебя говорить.
У смерти всегда собственный взгляд на произошедшее. И нет смысла с нею спорить. Ева и не пыталась. Она лежала и надеялась, что смерть скоро наговорится и заберет Еву с собой. Далеко-далеко, на край мира, где все люди одинаковы.
Только там возможно абсолютное счастье.
– И я ему подыграла. Самую-самую малость. Ты же не в обиде?
Какая глупость - обижаться на смерть.
– Вот и замечательно. А сейчас, Ева, ты знаешь, что мне надо?
Да.
– И тебе придется потерпеть...
Она согласна. Только недолго. У Евы никогда не хватало терпения. Что-то щелкает, и мир меняется. Он набухает красками, как свежая гематома кровью. Мир прорезают трещины. Или скорее сосуды, которые лежат в толще его, питая все, что кажется настоящим.
Неправда.
Краски множатся. Раскалываются пополам. Вертятся
У смерти белое лицо и волосы цвета незабудок.
– Нет!
– кричит Ева.
Смерть печально качает головой. Она заносит не косу - тончайший щуп, на конце которого блестит капля яда. Щуп приближается. Входит в зрачок. Пробивает оболочку и, внедрившись в глазной нерв, парализует его.
От мира остается лишь половина. Но и этого слишком много, чтобы Ева вынесла.
– Мальчик мне все отдал. Поверил. А я бы хотела, чтобы и ты в меня поверила. Но у тебя еще будет шанс. Я обещаю.
Паралич распространяется ударной волной. Он выключает сердце, останавливает легкие и заставляет сосуды сжаться. Еву подбрасывает, но ее крепко привязали к кровати.
Визжат машины. И по жилам их летят электронные судороги. Взывают о помощи мониторы. А игла выкачивает все, что осталось от Евы.
– Скоро мы встретимся, - обещает смерть и, пряча в кармане халата шприц, задвигает заслонки век. Когда в палату вбегает врач, смерть стоит у изголовья. Смотрит на обожженное тело в жирной пене регенеранта.
– Ева умерла, - говорит Ева и, наклонившись, целует тело в лоб.
– А знаете, почему? Нет? Потому что Ева может быть лишь одна.
Врач кланяется.
– Позаботьтесь, чтобы ее правильно похоронили. Пожалуйста.
Еве хочется быть милосердной.
В какой-то момент работы не стало. И как всегда это было похоже на то, как если бы Ева вынырнула из ледяной проруби. Ей позволили не просто вдохнуть, но дышать столько, сколько хотелось.
Тяжелый воздух со вкусом крови был чудесен.
Выбравшись из палаты, в которой бездвижно и тихо лежали раненые, Ева прислонилась к стене. Зверски хотелось закурить или хотя бы пожевать сигарету, сдабривая вкусовую гамму воздуха табачной кислотой.
Девочки-медсестры домывали пол.
Аккуратные.
Даже слишком аккуратные. И много их. В Омеге медсестер было двое, да и те после курсов первой врачебной помощи. Остальные - добровольцы. Правда, не случалось, чтобы в них нужда возникала. Если и случались ранения, то легкие.
Как здесь. Резаные раны. Колотые раны. Огнестрельные. Ожоги не выше второй степени и локализованные так, что зажили бы и сами.