Адаптация
Шрифт:
Ева улыбнулась:
– Разве сторож я брату своему?
– Тебе причинили боль?
– Айне, забравшись на колени, обняла Тода. Его сердце в груди стучало быстро, что косвенным образом свидетельствовало об испытываемом стрессе. Айне не знала, как локализовать последствия данного стресса.
– Мне причинили эксперимент. Но это не имеет значения. Это было давно и... и теперь
Хорошо, если все обстоит именно так. Айне подозревала, что количество воспоминаний будет увеличиваться, усугубляя нынешний эмоциональный дисбаланс.
Айне закрыла глаза. Так думалось легче.
Хотя так тоже не думалось. Просто сиделось.
Она устала. Раньше она уставала меньше, но это потому, что существовала в пределах бункера. Следовательно, нынешние симптомы свидетельствуют о негативном влиянии внешней среды на физические параметры. Айне следует как можно скорее попасть в бункер.
– Ты спишь?
– спросил Тод и, не дождавшись ответа, прошептал: - Спи.
Непременно. Но немного позже.
Тод переложил ее на кровать, укрыл и, выключив свет, сел рядом. Айне ощущала его присутствие. Она не собиралась засыпать, но в какой-то момент отключилась.
Айне никогда не видела снов, но сразу поняла: это именно сон.
В реальном мире пространство упорядочено и закономерно. Здесь же две лестницы поднимались, выходя из ниоткуда и уходя в никуда. Они изгибались и вращались, врастали друг в друга хромированными спицами.
Айне стояла на одной. Спица была твердой. По краям ее возвышались темные шары. Стоило Айне двинуться, и шары вспыхнули, рождая частицы света. Впервые стал виден их дуализм.
Вуалехвостые рыбы плыли по волнам, шевеля материальными плавниками. Они добрались до Айне, закружились в танце, пытаясь столкнуть ее. А лестницы ускорили вращение.
– Скоро, - сказала одна из рыб, не произнося ни слова.
– Что скоро?
– спросила Айне, пытаясь поймать квант в ладонь.
– Все скоро.
Рыбы рассыпались, что в общем-то свидетельствовало о их ненадежности.
– Вверх посмотри!
– велел последний квант, перед тем, как полностью перейти в волновое состояние. Айне посмотрела. Сначала она ничего не увидела, но подсознание торопливо исправило ошибку.
Сверху падал железный круг с зазубренными краями. Они рвали нити, и лестницы раскрывались.
Громыхало.
– Что это?
Оборванные концы нитей стремительно нарастали, и тени, садясь на них, обретали форму и размер. Они смыкались друг с другом, торопливо сплетаясь корнями, и вот уже разорванная лестница получала свое отражение.
– Я знаю, что это!
– хотела крикнуть Айне, но едва успела отскочить, как мимо с визгом и скрежетом пронеслась пила.
– Я знаю...
Под тонкой оболочкой облака скрывалось желеобразное содержимое. Гель растворил Айне, смешал и превратил одну из теней. Это было не больно. И еще познавательно.
Став частью новой лестницы, Айне подумала, что на этом сон логически закончится. Но он продолжался. Структуры растянули, пространство между ними уплотнилось, образовав прозрачную перегородку. Пила, достигнув дна бездны, полетела вверх.
Верх был низом.
Деление продолжалось.
Айне множилось, отдавая кусок себя каждой новой лестнице.
Это было прекрасно. И когда пространство сна вывернулось наизнанку, Айне увидела сто тысяч шаров, завернутых в слоящиеся оболочки мембран. Внутри каждого билось двуспиральное сердце.
Просилось на волю.
– Скоро, - пообещала Айне, собирая шары в ладонь.
– Уже совсем скоро.
Они завибрировали и, звуковые волны, визуализированные в многомерности сна, накладывались друг на друга, пока не превратились в одну. Она сжалась пружиной, чтобы развернуться и выбросить Айне в явь. Последнее, что Айне увидела - множество ртов в своей руке и множество глаз за треснувшей переборкой мира.
– И стала она матерью всех живущих, - сказали рты. А глаза закрылись.
Сюрреализм увиденного и интенсивность пережитых во сне эмоций настолько выбили Айне из состояния равновесия, что она закричала.
На крик не отозвались. И только тогда Айне поняла: Тода в комнате нет.
Ушел?
Ушел. Рюкзак был на месте. Дверь входная заблокирована столом. Створки окна закрыты, но не заперты. Лунный свет скользил по серебряной нити, протянутой между оконными ручками. Нить переползала на ту сторону и, вероятно, свидетельствовала о крайне неприятном сюрпризе для того, кто рискнет забраться в помещение.