Аденауэр. Отец новой Германии
Шрифт:
Семья приезжала в Шандолен несколько лет подряд. Процессия отдаленно напоминала странствия Моисея по пустыне. Впереди — оба супруга, за ними вереница детей, которую замыкала няня с Лоттой на руках (пока та была совсем маленькой, позже она тоже заняла свое место в караване), и, наконец, двенадцать мулов со скарбом, подгоняемых нанятыми носильщиками.
Целью путешествия была маленькая гостиница, с претензией названная «Гранд-отелем». Каждый год семья снимала одни и те же номера, каждый спал в той же постели, что и в предыдущий раз, ели за теми же столами и те же блюда. Как и дома, каждый раз при этом читалась молитва, только сидя и про себя, руки под столом, чтобы не привлекать
По возвращении на него вновь обрушивалась рутина повседневных дел. Не все шло так, как ему хотелось бы. Популярность его, весной 1926 года достигшая максимума, пошла на спад. Усилилась борьба фракций в городском собрании. Оппозиция обрела агрессивного лидера в лице депутата от социал-демократической партии Роберта Герлингера.
Это был выходец из обычной рабочей семьи, чем немало гордился. Он прошел большую школу работы в профсоюзах, численность и влияние которых после войны резко увеличились. Невысокого роста, внешне неказистый, он никоим образом не уступал Аденауэру в умении «срезать» оппонента. После Штреземана это был второй человек, к которому у Аденауэра развилось чувство активной личной неприязни — это чувство было вполне взаимно.
Какое-то время Аденауэр мог себе позволить просто не обращать на Герлингера внимания. Он с увлечением продолжал заниматься своими престижными проектами. Однажды его стремление быть всегда в центре событий чуть не обернулось бедой: на празднике открытия нового кёльнского аэродрома он сам забрался в кабину самолета и совершил круг над городом. Летчику с трудом удалось приземлиться на еще как следует не разровненную посадочную полосу. Затем бургомистр с головой ушел в разработку амбициозных планов постройки новых корпусов для Кёльнского университета, бесконечной чередой шли банкеты для иностранных инвесторов, желавших вложить свои капиталы в развитие промышленных пригородов.
Проектам не было конца, и депутатов собрания — отнюдь не только одного Герлингера, все больше занимал вопрос: откуда бургомистр достает деньги на все это? В условиях инфляции методика была простая: марки можно было напечатать или взять в долг, а потом погасить его новыми обесцененными марками. Стабилизация валюты, начавшаяся с 1924 года, перекрыла этот канал. Центральное правительство, действуя но рекомендации главного банкира страны Ялмара Шахта, отказалось финансировать аденауэровские проекты. Оставалось одно — брать взаймы. Дефицит городского бюджета стал быстро расти: в 1924 году он составлял 180 миллионов золотых марок, в 1926-м — 262 миллиона и в 1927-м — уже 280 миллионов.
Первое сражение в войне Аденауэра против городского собрания развернулось по вопросу о строительстве Мюль-геймского моста. Разногласия были не в том, нужен или не нужен новый мост через Рейн, все были согласны, что да, нужен. Дело было даже не в проблеме финансирования. Как ни странно, полемика развернулась по вопросу, казалось бы, сугубо техническому: строить ли обычный многопролетный мост на нескольких опорах или создать модерновую подвесную конструкцию без промежуточных опор. В 1926 году собрание утвердило экспертную комиссию в составе пяти архитекторов и четырех представителей от города (включая самого бургомистра). Комиссия разумно решила провести тендер. Его выиграла
Не тут-то было. Аденауэра не так чегко было заставить смириться с волей большинства. В ход пошел целый набор хитроумных трюков. Депутаты, один за другим, стали получать приглашения от бургомистра заглянуть в его кабинет или даже домой, посидеть вдвоем, распить по бокалу и «поболтать». Последнее означало, естественно, выслушать длинную лекцию хозяина о преимуществах подвесного моста. После такой промывки мозгов депутат долго не мог прийти в себя: оказывается, бургомистр вовсе не такой бука, а главное, раз он меня уважает и ценит мое мнение, так не стоит ли уважить и его?
Другим объектом обработки стали профсоюзы. Метод убеждения здесь был прост до гениальности: Крупи — это не кёльнская фирма, а вот у нас в городе есть фирма «Фель-тен и Гийом», которая вполне могла бы получить заказ, если бы был принят проект подвесного моста; он, бургомистр, больше всего озабочен тем, как бы обеспечить рабочие места для кёльнцев, чтобы не было безработицы... Аргументация подействовала: рабочий совет «Фельтена и Гийома», где были сильны коммунисты, потребовал от коммунистической фракции собрания голосовать за подвесной мост. Еще легче было убедить представителей христианских профсоюзов.
Наконец, Аденауэр сумел организовать соответствующее экспертное мнение. Нашелся архитектор, который выразил сомнение относительно крупновского проекта. Бургомистр дал ему задание — срочно перепроверить все содержавшиеся там данные и расчеты. Был выходной в середине карнавального сезона, но архитектору было сказано, что он не уйдет из мастерской до тех пор, пока не представит нужного результата. Результат действительно оказался таким, как было нужно: конструкция слишком утяжелена, грунт на дне реки ее не выдержит. Когда доклад об этой экспертизе был зачитан удивленным депутатам на сессии собрания в апреле 1927 года, они дружно проголосовали за отмену своего прежнего решения, а затем — за проект подвесного моста. Строители тут же принялись за работу.
Случай с Мюльгеймским мостом был не единственным примером того, как ловко наш герой научился манипулировать демократически избранным народным представительством. Публичные инвективы, лесть и всевозможные посульГ в частных беседах, соответствующий выбор рычагов влияния и оптимального момента, чтобы привести их в действие, — во всем этом он достиг уровня виртуоза. «Решение принимает собрание, и оно же отвечает за последствия своего решения, а я отвечаю за то, чтобы принимались такие решения, которые я считаю правильными» — это высказывание Аденауэра сделало бы честь любому представителю ордена иезуитов.
Действия бургомистра одобрялись далеко не всеми. Чувства ряда депутатов ярко выразил упомянутый Герлингер. В адресованном лично Аденауэру письме от 14 декабря 1927 года он упрекал его в «излишней спешке, с которой проталкиваются различные проекты», не связанные «единой целью», указывалось, что ничего не делается, чтобы решить вопрос об общественном транспорте в пригородной зоне, в городе налицо «транспортная катастрофа». В более общем плане бургомистру бросалось обвинение в том, что он превратил депутатов в высокооплачиваемых чиновников своего аппарата и т.п.