Аденауэр. Отец новой Германии
Шрифт:
Разумеется, Черчилль в своей речи постарался уверить западных немцев, что их не собираются бросить на произвол судьбы и что они «не перестанут быть хозяевами своих судеб в рамках тех соглашений, которые мы и другие страны НАТО заключили с ними». Тем не менее глубинный смысл идеи Черчилля был ясен: он выступал, как это сформулировал Пирсон Диксон, за «объединенную и нейтрализованную Германию», и ему было глубоко наплевать на французов, на западногерманские выборы, на проблему ратификации договора о ЕОС и не в последнюю очередь на мнение своих собственных экспертов.
Так случилось, что через четыре дня после сенсационной речи Черчилля в палате общин, 14 мая, Аденауэр прибыл в Лондон с двухдневным визитом. Он никак не высказался по
Все изменилось в мгновение ока, когда мир узнал новость о восстании рабочих в Восточной Германии. События, начавшиеся в Берлине 16 июня и достигшие апогея на следующий день, когда вся ГДР была охвачена стачками и уличными беспорядками, были вызваны своеобразной комбинацией либерального «нового курса», объявленного незадолго до этого СЕПГ и грозившего политической смертью ее лидеру Вальтеру Ульбрихту, и жесткими мерами по повышению производственных норм и снижению расценок, введенными по инициативе того же Ульбрихта. Чем тот руководствовался, фактически провоцируя массовое возмущение, до сих пор не ясно, но последствия не заставили себя ждать. Вмешались части Советской Армии, дислоцированные на территории ГДР, мятеж был подавлен, однако коммунистический режим в Восточной Германии явно обнаружил свою внутреннюю слабость и непрочность.
Аденауэр поначалу попытался осторожно отмежеваться от прямой поддержки повстанцев, ограничившись выспренними заверениями солидарности с ними, которые он, не скупясь, рассыпал в своей почти что траурной речи в бундестаге. Логика его была понятна: западные союзники решили не вмешиваться, значит, и Аденауэру не следует высовываться. Однако Ленц убедил его в том, что ему надо все-таки поехать в Берлин, город, где разыгрались главные события восстания, иначе он может проиграть выборы. Аденауэр так и сделал; он какое-то время постоял вместе с толпой, насчитывавшей около ста тысяч человек, перед Шенебергской ратушей в Западном Берлине, приняв участие в коллективном молебне за упокой тех, кто нал в борьбе с коммунистическим режимом. Это была не самая активная роль из тех, что ему довелось играть.
Вообще говоря, события в ГДР оказались для Аденауэра буквально даром небес. «Нейтрализм», «нейтрализация» стали теперь чуть ли не бранными словами, идеи, нашедшие отражение в черчиллевской речи 11 мая, были безнадежно скомпрометированы. Вдобавок у самого ее автора 24 июня случился сильнейший инсульт, так что амбициозный проект возрождения «большой тройки» почти автоматически сошел с повестки дня. Аденауэра ждала еще одна приятная новость: свободные демократы наконец согласились на компромиссный вариант избирательной реформы. Пропорциональная система осталась в неприкосновенности, но партии, набравшие менее пяти процентов голосов избирателей, лишались' права представительства в бундестаге. Это было далеко не то, к чему канцлер стремился — установлению фактически однопартийного режима, но на первое время годилось. Мелкие партии, которые должны были стать главными проигравшими от этой
Теперь можно было назначать и конкретную дату выборов. 30 июня она была названа: 6 сентября 1953 года. Избирательная кампания обещала стать тяжелым испытанием для правительственной коалиции, и Аденауэр решил взять трехнедельный отпуск. Он провел его в своем любимом отеле в Бюлерхоэ. Специальная команда врачей следила за тем, чтобы он набрал оптимальную форму — физическую и интеллектуальную — к началу предвыборной гонки. Ему было семьдесят семь лет, но британский дипломат Гарольд Ни-кольсон, который до этого виделся с Аденауэром только раз — в 1928 году в Кёльне, — был поражен тем, как мало изменился внешне с тех пор его тогдашний знакомый: но его словам, он выглядит «минимум лет на двадцать моложе своего возраста».
Перед самым уходом в отпуск канцлер сделал свой первый ход в избирательной борьбе: ко всеобщему удивлению, он повторил свой прошлогодний призыв к созыву конференции четырех держав-победительниц по вопросу о воссоединении Германии. Разумеется, этот призыв был поддержан депутатами всех фракций бундестага; не все обратили внимание на формулировку мандата предложенного форума, которая была неприемлема для советской стороны, в чем Аденауэр, естественно, прекрасно отдавал себе отчет. Чтобы подчеркнуть серьезность своего демарша, Аденауэр даже отправился в Вашингтон, чтобы лично представить свой план на рассмотрение проходившей там конференции министров иностранных дел США, Англии и Франции. Они были слегка ошарашены неожиданным поворотом в позиции Аденауэра, но с помощью разъяснений, которые им дал Бланкенхорн, они наконец все поняли: одно из предварительных условий для проведения конференции «четверки» заключалось в том, что она должна быть тщательно подготовлена, другими словами, могла состояться только после проведения выборов в ФРГ; налицо был, следовательно, обычный предвыборный пропагандистский трюк.
Избирательная кампания проходила как обычно: канцлер сменил тогу почтенного государственного деятеля международного масштаба на униформу уличного зазывалы. Его личные нападки на лидеров СДПГ вышли далеко за рамки норм элементарного приличия. Он, к примеру, обвинил двух социал-демократов из Золингена в том, что они получили на нужды своей кампании но десять тысяч марок из ГДР. Потом ему пришлось в суде приносить им извинения за клевету, но это произошло уже после выборов, а пока нужный эффект был достигнут: политические соперники были скомпрометированы. Об отдельных деятелях СДПГ и обо всех вместе говорилось, что они продались Москве, что у них нет чувства патриотизма, что они политические импотенты, и так далее без конца.
Помимо всего прочего, ХДС располагал отличной организацией и отличными пропагандистами. Чего стоили, например, такие тексты на избирательных плакатах: «Москва приказывает: долой Аденауэра. Голосуйте за ХДС» или «Да — за Аденауэра, и процветание обеспечено». Партия арендовала специальный агитпоезд — прием, который до этого использовал только Геринг. Сам Аденауэр и его штаб колесили но стране в комфортабельном автобусе, за которым следовали автобуфет и машины для журналистов. Все это было очень профессионально в отличие от старомодных приемов избирательной агитации, которые применяла СДПГ.
Наконец, в решающий момент кампании в нарушение всех принятых международных норм вмешались американцы. На пресс-конференции, состоявшейся 3 сентября, за два дня до выборов в ФРГ, Даллес заявил, что поражение Аденауэра «имело бы катастрофические последствия для дела воссоединения Германии и восстановления ее суверенитета». Не удовлетворившись этой тирадой, он «углубил» свою мысль: поражение Аденауэра, но его словам, «вызвало бы такое смятение в Германии, что дальнейшее замедление в продвижении ее по пути воссоединения и свободы стало бы неизбежным»: