Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Шрифт:
Он рискнул открыть глаза. Желтое солнце пылало в белом небе. Выжженная пустыня была усеяна гигантскими костями, столь огромными, что при жизни они должны были принадлежать каким-то поистине исполинским существам. Они стали жертвами пустыни, жизнь испарилась из них капля за каплей. Вероятно, кости лежали здесь тысячелетиями, хранимые от тления сушью пустыни. Он увидел череп, скалящийся из песка, и грудную клетку с натянутыми между ребрами полотнищами парусины, чтобы соорудить укрытие от солнца. Вокруг опреснителей и крытых повозок теснились лачуги. Даже здесь на Дракаази существовала жизнь.
Аларик попробовал повернуть голову. Должно быть, он висел здесь уже какое-то время, потому что мускулы его одеревенели. Тогда он попытался глянуть вниз.
Под ним извивалась лента крови, уходящая вдаль между похожими на горы дюнами. Это была кровавая река, по которой плыла «Гекатомба», и Аларик висел на носу корабля, прикованный за руки и лодыжки. Когда он понял это, то лишь усилием воли заставил себя дышать дальше.
Он жив. Раэзазель был реальностью. Теперь начнутся настоящие мучения, поскольку он не стал одержимым, и Веналитор заставит его заплатить за это.
Вокруг него вились крохотные насекомые. Аларик потряс головой, чтобы согнать их с лица. Насекомые вылетали из глазницы обожженного солнцем трупа, висящего рядом с ним, их колония обосновалась в его черепе. Вокруг Аларика висели и другие трупы, все в различных стадиях разложения. Скелеты, дочиста объеденные насекомыми и птицами, тела умерших столь недавно, что были еще распухшими и белесыми, надутыми гнилостными газами, будто воздушные шары.
Одно из них, над которым хорошо потрудились насекомые и жгучее солнце, представляло собой верхнюю половину человеческого тела. Она была огромной и широкогрудой, ребра сплавлены в единую грудную пластину. Лицо трупа, когда оно у него еще было, отличалось, должно быть, мощными челюстями и правильностью черт.
Это было все, что осталось от брата Холварна.
Пустыня потемнела, и Аларик снова впал в беспамятство.
В очередной раз его привела в себя кровь.
Он утратил ощущение времени. Быть может, прошли десятилетия с того момента, как он смотрел в истлевшее лицо Холварна, а может, всего час. Но этого времени хватило, чтобы он оказался весь в крови.
Кровь была повсюду, она запеклась в складках его кожи, густая и липкая. Он стряхнул ее с глаз и попытался понять, где находится.
Перед глазами все кружилось. В ушах стоял ровный гул, похожий на рев огня, — аплодисменты тысяч зрителей, втиснутых на уходящие вверх трибуны. Он был на арене, но не знал, на какой именно. Над головой изогнулись гранитные своды, словно арена была встроена внутрь огромного, накрытого куполом собора.
Он стоял на груде тел. Руки его были победно вскинуты к небу. Тело болело, словно он дрался много часов. Сердца стучали, перекачивая адреналин.
Трупы принадлежали звероподобным людям и мутантам вперемешку с рабами арены. Аларик смотрел на них, пытаясь понять, что сотворил. Они были убиты голыми руками: раздавленные черепа, оторванные руки и ноги, сломанные шеи. Среди них Аларик увидел людей в рваных мундирах Имперской Гвардии: воинов гатранского Бронекавалерийского полка.
На арене были и другие гладиаторы,
Женщина-воительница подошла к нему и хлопнула по спине. Аларик взглянул на нее. У нее было грубое мясистое лицо с повязкой на одном глазу. Доспех у нее был старый, с множеством отметин.
— Ты славно проливал кровь, — одобрительно сказала она.
Аларик ощущал во рту привкус крови. Он молился, чтобы это была его кровь.
— Есть тут кто-нибудь, — прокричала женщина, обращаясь к трибунам, — кто желает бросить вызов Покинутому?
Толпа одобрительно завопила. В этот день Аларик был звездой арены. Они не скоро забудут его.
Аларик увидел достаточно. Он ничего не может сделать. Лучше ничего не помнить. Он позволил себе снова рассыпаться на части, и в трещины разума хлынула тьма, чтобы поглотить его.
Помеченная восьмиконечной звездой планета падала на Дракаази, проиграв битву с силой притяжения. Это было то, что видел Раэзазель. Он предпочел выкинуть эту картину из памяти, когда пытался завладеть Алариком. Демон старательно скрывал ее, и этот факт делал ее важной.
Еще: темно-синее и золотое; святилище, много святилищ, возведенных в честь мнимых святых; религия, построенная на лжи, не замечающие этого последователи.
Жертвоприношения: обманутые мужчины и женщины, пилигримы и фанатики, завлеченные ложью навстречу своей гибели.
Раэзазель явился на Дракаази вовсе не случайно. Правда о его появлении была сокрыта от Аларика, но все же она была здесь, в море нечестивого знания, хлынувшего в его мозг.
Аларик держался. Было бы так просто сдаться и полностью потерять рассудок. Это стало бы таким облегчением. Ему никогда не пришлось бы думать о том, что он творил в состоянии безумия, понимать, что его долг может так и остаться неисполненным. Это было бы самым простым делом в галактике — позволить себе исчезнуть и покончить с этим.
Но он был Молот. Он сражался, чтобы сохранить смысл молитвы. Без него и таких, как он, нет галактики, нет света, горящего в сердце Империума, чтобы разгонять тьму. Есть лишь безумие и смерть.
Он осознал, что находится в очень просторном помещении, в котором эхом отдается скрип резца по камню.
Аларик стоял в похожем на пещеру зале. Вероятно, когда-то это было место для больших собраний. Потолок был из витражного стекла, но в нем недоставало стольких деталей, что рисунок невозможно было понять. Сооружение было полуразрушено, лучи солнца проникали сквозь дыры в некогда нарядно украшенных стенах. Парадная лестница вела в никуда, и сквозь плиты пола пробивалась трава.