Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
Когда он упал, то оказался в мире боли, великом океане агонии, поглотившей его.
Он бывал здесь и раньше. И превозмогал. Его тело разбивалось не раз. Воспоминания о той боли пронзили его как копье, проникая в его разум подобно огню, жгущему его конечности.
Но он воскрес. Он не умер. Преодолел боль. Брат Молкис ухватился за этот факт и крепко вцепился в него, используя его как якорь, чтобы перетащить себя. И боль растворилась в конкретных воспоминаниях, фигурах и звуках, что были там, когда он последний раз пал так низко.
Он вспомнил Кракен. Своим числом тираниды затмили
Молкис приказал атаковать. Он был сержантом, ветераном, и Обсидиановые Глефы вокруг него последовали бы за ним в сам варп, если бы он отправился туда. Зверь взревел, истекая ихором из сотен ран, когда в него впился болтерный огонь. Молкис приблизился к твари, чтобы погрузить острие своего цепного клинка в её глаз, когда та покачнулась под залповым огнем.
Но она была быстрее него. Слишком быстрая для существа такого размера. Её коготь косой прошелся по нему и, как только воин упал на землю, пробил керамит на его брюшине. Сильный холод его кромки разлился по туловищу космодесантника…
Нет. Молкис подавил воспоминание. Не оно привело его сюда. Это было до того, как он пал в последний раз. Кракен подкосил его, но он выжил и продолжил воевать.
Зеленокожие попытались сделать то же, что и Кракен. И, как и тиранидским организмам войны, оркам это не удалось. Они похоронили его в чёрной яме боли и оставили там умирать, но они не знали, кто он такой. Он — Молкис, клинок в руке Императора, сын Жиллимана и хранитель Обстирии. Во время своего посвящения он такое выстрадал от рук своих собственных боевых братьев, что никакая злоба орков не могла с этим сравниться. Он не может умереть. Его нельзя сломить. Он — Молкис.
Тьма отступила. Молкис овладел болью и собрал её в полости внутри груди, между двумя сердцами. Он оттолкнул её так же, как камни под своими ногами. Осколки булыжников покатились перед его лицом. Громадная тяжесть над ним снова сместилась, и он принял её на плечи, стараясь отпихнуть подальше от себя.
Над ним раскрылась трещина света. Он вспомнил, где находился. Обстирия, родной мир его ордена. Шип Полутени. Орки пробились в крепость и Собор Победы пал.
Но не Молкис. И не Обсидиановые Глефы. Пока жив хоть один из них, оркам придется биться за каждый камень и каждую плиту.
Молкис взревел. Он тяжело вздохнул, оттесняя обложившие его камни. Плита на вершине его корпуса соскользнула, и он освободился, чтобы выбраться из ямы. Найдя опору, он потащился через разрушенные уровни катакомб. Мимо него проносились старые кости и саваны. Он поднялся из катакомб, в то немногое, что осталось
Молкис чуть не плакал. Собор рухнул. Там, где когда-то находился потолок, теперь был грубый камень Шипа Полутени. Сохранились лишь несколько кусков декоративной резьбы и наверший ложных колонн. Статуя Жиллимана пропала, похороненная под упавшими камнями, что заполонили помещение. В конце собора, где стояла статуя, вел наружу массивный пролом, через который свистел холодный ветер.
Место смердело зеленокожими. Протянутая рука орка всё ещё билась между двумя упавшими потолочными плитами. Отвращение Молкиса перебороло печаль. Зеленокожая погань пробилась в Шип Полутени через собор. Прямо сейчас они бесчинствовали по всему Шипу, стремясь убить его братьев и осквернить наследие его ордена.
Но, по крайней мере, жив хоть один из Обсидиановых Глеф. Несмотря на то, что орки уже сделали, они ещё не победили.
Боль всё ещё накатывала на брата Молкиса. Он чувствовал себя неуклюже и плохо ориентировался, как если бы его вес многократно увеличился, а он управлял своим телом издалека. Но это не удержит его от борьбы. В одной руке он держал болтер, хоть и был похоронен и оставлен умирать Обсидиановой Глефой, что никогда не будет вооружен. Если понадобится, он будет сражаться кулаком другой руки, чтобы сбивать и сокрушать любого зеленокожего, что встанет у него на пути.
Он услышал выстрелы наверху. Его сердца екнули, и он забыл о боли, потому что был не один. Другие боевые братья ещё живы. А затем на него сверху снизошел свет, как в сцене на витраже, изображавшей пророчества о конце времен. Молкис услышал пение тысячи хоров, и среди пыли и дыма уловил сильный аромат ладана.
— Пришло Время Конца! — прокричал Молкис. — Зеленокожие были вестниками врага. Обстирия станет полем вечной битвы. И я здесь, дабы сражаться вместе с тобой, мой Император! Брат Молкис здесь!
И, словно в ответ на его слова, из глубин Шипа Полутени заревел голос. Голос, что Молкис никогда не слышал, но казался ему голосом давнишнего друга.
— Да обрушится на них гнев Фульминоса!
Ночью пал нижний генераториум. Орочьи пираты Огнебрюха тысячами штурмовали помещения с плазменными генераторами. Девятая рота Кешумы остановила их наступление массивными залпами огня тяжелых орудий, но заплатила за это самими плазменными генераторами. Охладительные трубы и концентрационные сосуды пробило шальными болтами, и нижние уровни Шипа — подземелья и катакомбы у подножия горы — затопило жидкой плазмой. Были сожжены тысячи орков, но вместе с тем замолкли автоматизированные системы защиты, прикрывавшие верхние склоны.
Воздушные силы Огнебрюха, подобно стаям саранчи, появились из-за гор вокруг Шипа. Ветхие истребители-бомбовозы сбросили на зубчатые вершины грозди бомб, взорвав открытые огневые позиции и сторожки. Ещё тысячи орков высадились из транспортных судов — на каждого нашедшего точку опоры на верхних склонах приходился один сорвавшийся в долины, к основанию Шипа, но всё же армия зеленокожих сумела закрепиться среди разрушенных укреплений. Орки-десантники, уже захватившие авиационные ангары Обсидиановых Глеф, вместе с этими новыми силами присоединились к осаде верхних подходов. Среди гнезд Шипа Полутени Обсидиановые Глефы сплотились вокруг магистра ордена Мидниаса, возглавившего оборону.