Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
Клав Арке рассредоточился по туннелю. Воины двигались в тенях, уничтожая последних врагов и собирая уцелевших смертных для следующего наступления. Кроме Фиреза, еще двое боевых братьев Аркса погибли прежде, чем створки ворот удалось закрыть, и битва наконец поутихла. Их прогеноиды были извлечены, а доспехи — сняты и убраны, и после этого никто из выживших воинов клава больше их не поминал. Они исполняли свой долг так же, как и всегда, — молча и эффективно.
Морвокса это не волновало. Он не чувствовал печали от гибели его воинов — все они были оружием,
Горевали лишь смертные. Морвокс смотрел, как они с трудом ковыляют вдоль туннелей вокруг него — собранные в неровные колонны, с пустыми глазами и понурыми лицами. Кто-то пребывал в состоянии глубокого шока, кто-то сохранял ясность рассудка, но шарахался каждой тени в страхе, что там еще прячутся кошмарные твари. Многим пришлось пригрозить казнью, чтобы они снова вернулись в строй. Время от времени из глубины туннелей доносился грохот одиночных болтерных залпов, свидетельствуя о том, что угрозы эти не были пустым звуком.
На мгновение Морвокс замер, глядя, как шеренга потрепанных гвардейцев Ферика во мраке движется к воротам. Вид этих людей странным образом приковал к себе его внимание — точно так же, как прежде в улье Меламара. Их движения были неуклюжими, их шаг — неторопливым. Они едва могли сражаться и лишь в больших количествах были способны хоть как-то повлиять на ход битвы.
Но все же что-то в них очаровывало сержанта. И от осознания этого ему становилось неуютно.
Однажды на Медузе, еще до того, как он сделал свои первые шаги из смертного детства к сверхчеловечности — настолько давно, что события тех дней уже практически стерлись из памяти, — Наим Морвокс сломал левую руку. Это произошло, когда он трудился в адском пекле машинного отделения громадного транспорта. Боль пришла внезапно, из глаз его хлынули слезы, и он едва держался, чтобы не закричать.
Потом он увидел свою травму. Он видел белую кость, торчащую среди разорванных мышц. Он смотрел, как его кровь ручьем текла по руке — теплая, густая, почти черная. Слабость одолела его, и он сполз на пол и оперся спиной о кожух двигателя.
Потом сородичи пришли за ним. Они ввели ему болеутоляющие средства, выправили руку и зашили рану. Уже неделю спустя он снова вернулся на пост, гордясь своим шрамом и болью, которая еще не прошла.
Время от времени, даже много лет спустя, он вспоминал те ощущения, что накатили на него до того, как ему помогли. Он помнил то странное чувство при виде разорванной кожи, алых мышц, сочащейся жидкости. Он не мог смотреть на них — ему сразу же становилось дурно. Но и отвести взгляд он тоже был не в силах.
И здесь, на Шардене, это чувство вернулось к нему с видом смертных солдат, идущих на фронт. Они восхищали и отвращали его точно так же, как и его собственная сломанная рука в далеком прошлом.
«Я схожу с ума, — подумал он. — Мы живем, чтобы их защищать. Они есть Империум. Я схожу с ума…»
— Брат-сержант.
Морвокс крутанулся на месте, оторванный от своих мыслей.
Перед ним стоял Железный Отец Кхатир.
— Железный Отец, — почтительно поприветствовал его Морвокс. — Я думал, вы с клан-командиром.
— Я был, — ответил Кхатир. — Теперь я здесь.
Не успел он договорить эти слова, как Морвокс уже знал, что за ними последует.
— Прежде я был… — заговорил Морвокс, не желая оттягивать свое наказание.
— Дважды ты просил приказа, — перебил его Кхатир. Он говорил своим обычным тоном, но каким-то образом в его словах чувствовались нотки угрозы. Таков удел Железных Отцов — они могли пристыдить, вдохновить, запугать или привести в ярость одними лишь словами.
Морвокс обратил внимание на то, как перчатки Кхатира сверкают во тьме, как всегда готовые к бою. На мгновение он представил, как они вспыхивают пламенем, чтобы нанести ему удар.
— Мне стыдно за это, — сказал он, тщательно подбирая искренние слова.
— Я вижу, — ответил Кхатир. — Я следил за тобой, брат-сержант. Следил с нашего самого первого боя у того бункера. И сейчас я видел, как ты остановился, забыв о своем долге. Ты стоял посреди этого туннеля, и я задумался, что за мысли одолевают тебя.
Морвокс почувствовал укол обиды, но сглотнул свое негодование. Всегда неприятно, когда тебя отчитывают, особенно если это делает Железный Отец.
— Я буду сражаться усерднее, — сказал сержант. — Я расслабился.
— Да, это так. Но я знаю, что мучает тебя.
— Вы… Я… — Морвокс от удивления не мог подобрать слов. — Что мучает меня?
Кхатир не сделал ни шага ему навстречу. Ни единого жеста поддержки или осуждения. Он лишь стоял среди развалин в громадном туннеле и говорил, как всегда, плавно и спокойно.
— Зверь опаснее всего перед смертью. Зверь внутри тебя умирает, Морвокс. И он бьется, не желая сдаваться. Это сложный момент для тебя. Ты стоишь на перепутье между двух миров.
С каждым словом Железного Отца Морвокс чувствовал, как что-то шевелится внутри него, будто какой-то змей вьется вокруг его сердец, сжимая их, словно петлей.
— Ты меняешься, — продолжал Кхатир. — Ты теряешь последние очертания своего прошлого. И ты можешь оступиться. Я видел, как это происходило с другими, и я не хочу видеть это снова. У Железных Рук нет права на ошибку.
Кхатир поднял свою перчатку и тяжело опустил ее на наплечник Морвокса. Странный, непривычный жест для медузийца, и Морвокс с трудом подавил в себе желание стряхнуть руку Железного Отца. Он не знал, как понимать этот поступок — как выражение ободрения или угрозы.
— Ты еще помнишь жалость, сострадание, — говорил Кхатир. — Ты смотришь на скот, вместе с которым нам выпало воевать, и ты скорбишь об их гибели. Ты хочешь поддержать их, рассказать, что мы делаем, помочь им понять нас. Но они никогда не поймут. Даже наши братья из других орденов, те, кто служит столь же ревностно, как мы, не в силах понять нас.