Адепты стужи
Шрифт:
Один за другим два вертолета садятся на отмеченный лучами прожекторов пятачок, замирают в перекрестье десятков, сотен прицелов…
— Глушить двигатели! Командиру выйти на переговоры! — громыхнул над полем усиленный мегафоном голос.
Гурвич перевел.
— Я пошел…
Подполковник оставил в вертолете автомат, спрятал за бронежилет, за пояс на спине еще один Кольт. Рассовал по карманам разгрузки гранаты, которые ему собрали…
— Открывай…
Ползет вниз аппарель, ослепительно яркий свет врывается в десантный отсек, слепит глаза. И он идет
Выйдя из вертолета, подполковник останавливается, смело смотря в сторону стальной стены, окружившей вертолеты. Он ждет…
Навстречу выходят двое. Один — по видимому переводчик, даже вид у него какой то… штабной… Второй — кряжистый, наголо бритый, немолодой здоровяк… по его виду можно предположить, что он быка на плечи взвалит и с ним пойдет… и не сильно при этом вспотеет. В правой ручище берет… черный… в свете прожекторов поблескивает эмблема… череп с костями.
Понятно…
— Вы нарушили русскую границу, вас задержали в воздушном пространстве Русской империи. Вам есть что сказать по этому поводу?
Подполковник Ругид молчит.
— Представьтесь. Имя, должность, воинское звание…
Прихотливая штука жизнь… Всего лишь вчера он спрашивал то же самое у пленных русских. А теперь он сам в плену, и то же самое спрашивают у него русские. Устав в этом случае предписывает отвечать — он в конце концов если и задержан — то задержан в цивилизованной стране солдатами регулярной армии. Они имеют право это спросить, чтобы знать, кого они пленили — а он должен ответить на этот вопрос. Но отвечать он не будет. Потому что он не хуже тех русских пацанов. Вот так вот…
Мелодичный сигнал вызова прерывает затянувшееся молчание, солдат, которого подполковник принял за переводчика и который на самом деле переводил, достает из кармана небольшую рацию.
— Третий на приеме…
Говорят долго, солдат только слушает. Затем коротко бросает: "вас понял!" отключает рацию…
— Господин полковник…
— Что там? Еще кого-то на нашей стороне поймали?
— Господин полковник там эти… ну спецгруппа… короче они про пиндосов этих…
— Про североамериканцев, Тищук. Про североамериканцев. Докладывай, как положено, что ты мямлишь?!
— Так точно, господин полковник. Старший у этих… спецов… докладывает, что североамериканцы эти… когда штурм базы начался, они вместе с ними против британцев воевали. Если бы не они… базу бы не взяли… И еще… тому пацану… из наших, из учебки… они ему помощь оказали…
— Против британцев, значит…
Ругид улавливает знакомое «британцы», но ничем не подает вида, что понял. Лысый здоровяк надевает на голову берет, который он до сих пор комкал в руке…
— Белосельцев!
Из отрезанной от них лучами прожекторов ночи к ним бежит, придерживая бьющий по боку автомат, еще один офицер. Замирает по стойке «смирно».
— Господин полковник!
— Оказать помощь раненым. Дозаправить. Вернуть их вертолет. И пусть улетают. Здесь им делать нечего. Переведите
— Но господин пол…
— Извольте исполнять, Белосельцев! Это приказ.
Переводчик на хорошем английском объясняет подполковнику приказ. Тот не зная как реагировать, встает по стойке смирно и отдает русскому полковнику честь…
— Сэр, позвольте…
— Честь имею, сударь…
Русский полковник в ответ честь не отдал…
13 августа 1996 года
Окрестности Лондона
Это была железнодорожная станция. Обычная, маленькая и уютная станция, всего на два пути и два перрона, настолько маленькая и уютная, что она казалась почти игрушечной. Маленький вокзал, постройки середины прошлого века, заботливо сохраненное и даже покрашенное железнодорожное оборудование для загрузки угля и воды в паровозы. Зал ожидания человек на десять. И — самое главное — автоматические камеры хранения со старомодными, с насечкой ключами…
Машину мы оставили за квартал от вокзала — иначе бы она привлекла всеобщее внимание. А дальше…
Дальше нам надо было пройти до вокзала, не привлекая к себе внимания. Любой, кто увидит нас и вспомнит наши фотороботы, демонстрируемые по телевидению и печатаемые в газетах — может нас провалить с ходу, всего то — достать телефон и набрать номер. Оставалось только играть в старую, уже опробованную на практике игру…
Если не хочешь привлекать внимания — привлеки его!
Целоваться на ходу мы, конечно же, не стали, и так противно — но вот повилять задницами, имитируя походку подданных альтернативного сексуального выбора, все же пришлось. Хоть и омерзительно — зато относительно безопасно…
Правда, в отличие от космополитичных больших городов и, особенно от Лондона, где есть целые кварталы с голубыми, здесь, в глубинке, отношение к нам было другим это сразу чувствовалось. Другие подданные, которым не повезло родиться… такими же альтернативными как мы, кто поспешно отводил взгляд, кто уводил с нашей дороги детей — воистину, в старой доброй Англии к таким вот альтернативным, отношение было совсем не столь толерантным, как бы того хотелось. Но про то что перед ними разыскиваемые по всей Великобритании террористы — зуб даю, никому даже мысль такая в голову не пришла.
Ящики для хранения вещей были большими, старыми, сделанными из потемневшего от времени дерева и со старомодными замками, открывающимися ключом. Одна за другой из объемного чрева камер хранения были извлечены четыре спортивные сумки. Тепло обнявшись — чтобы запомнилось именно это, а не сумки, мы пошли обратно к Феррари.
Перед тем как положить сумки в багажник, я открыл одну из них — если служба не потеряла квалификацию, то в каждой будет по ключу от коттеджа или что-то в этом роде. А всего лежбищ будет четыре, на всякий случай. Так оно и было — красочный, на роскошной бумаге проспект, рекламирующий новый поселок на берегу реки, и к нему подцеплены ключи. Райское гнездышко для влюбленных голубков…