Адмирал Г И Бутаков
Шрифт:
Меншиков даже не позаботился на случай отступления своей армии сделать высоты, находящиеся в ее тылу, недоступными, а ведущие к ним тропы непроходимыми. Не лучше вели себя и другие генералы. Находившийся на левом фланге генерал Кирьяков покинул свои позиции, оставив высоты, господствующие над дорогой к Севастополю. Первые же французские батареи, беспрепятственно занявшие эти высоты, открыли ураганный огонь по тылу правого крыла русских войск. Несмотря на тяжелые условия, в которых очутились русские войска, они отошли только после того, как факт обхода их противником стал очевидным.
Распорядившись об оставлении в Севастополе восьми резервных батальонов, Меншиков
Утром 9 сентября Корнилов собрал на совет флагманов и командиров кораблей. Он высказал перед собравшимися свою мысль о том, что если англо-французская армия овладеет северными укреплениями, то даже самое геройское сопротивление не спасет Черноморский флот от гибели. Поэтому Корнилов предлагал выйти в море и атаковать соединенный англо-французский флот, стоявший у мыса Лукулл. "Когда я вошёл, - вспоминал впоследствии Бутаков, - Корнилов стоял в глубине комнаты на каком-то возвышении, и Вукотич только что говорил, что лучше выйти в море и сразиться. Тотчас за этим последовало заявление капитана 1-го ранга Зарина, что выгоднее затопить вход старыми кораблями и командами подкрепить гарнизон... Споры кончились словами Истомина к Корнилову: "Что вы прикажете, то мы и будем делать"{41}.
Предложение Зарина совпадало с директивой русского командования о заграждении входа на Севастопольский рейд путем затопления старых кораблей и об усилении обороны города за счет освободившихся команд и корабельных орудий. Выполнение этого решения сыграло огромную роль в защите Севастополя. Об этом лучше всего свидетельствует донесение французского адмирала Гамелена, отправленное им в те дни в Париж. "Если бы русские, - писал Гамелен, - не заградили входа в Севастопольскую гавань, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями"{42}.
Однако затопление кораблей, произведенное 11 сентября, еще не устраняло угрозы захвата Севастополя противником. Главная база Черноморского флота со стороны суши была практически беззащитна: Северная сторона имела одно укрепление, а семиверстная оборонительная линия Южной стороны вообще укреплений не имела, она прикрывалась 134 орудиями малого калибра, причем промежутки между батареями не были защищены.
При создавшихся условиях задача обороны города как с моря, так и с суши легла на плечи моряков и малочисленного сухопутного гарнизона. Из команд затопленных кораблей, а также из части личного состава, снятого с действовавших кораблей, были сформированы батальоны. На берег свозились орудия, строились бастионы, рылись траншеи. К 15 сентября усилиями защитников города число орудий на Южной стороне было доведено до 172, а еще через две недели - до 341.
Большую роль в системе обороны главной базы играли пароходо-фрегаты, на которые возлагалась задача артиллерийской поддержки приморских флангов оборонительной линий. Так, охрана с моря 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана, находящихся на левом фланге оборонительной линии Южной стороны на берегу Севастопольского рейда, была возложена приказом Корнилова от 21 сентября на пароходо-фрегаты "Владимир" и "Крым". Артиллерия этих судов, стоявших в Киленбалочной бухте, должна была обстреливать находившиеся в пределах ее досягаемости высоты, занятые противником. Район Ушаковой балки прикрывала артиллерия парохода "Эльборус", обстрел Инкерманской долины вели комендоры парохода "Херсонес".
Наиболее важным для обороны Севастополя
Таким образом, на экипажи пароходо-фрегатов, стоявших в Киленбалочной бухте, возлагалась задача исключительной важности. Они должны были эффективно противодействовать осадным работам неприятеля. "Владимир" и "Крым", действовавшие под общим руководством Григория Ивановича Бутакова, с утра до вечера обстреливали вражеские траншеи, причиняя им значительные разрушения, уничтожая орудия, выводя из строя живую силу. 27 сентября Корнилов с удовлетворением отметил в письме: "Ночью было заметно движение от 1-го лагеря к Киленбалке, но бомбы "Владимира" его остановили"{43}.
Меткий огонь "Владимира" мешал неприятелю сооружать на горе против Киленбалочной бухты так называемую "пятиглавую" (состоявшую из пяти амбразур) батарею для действий против Малахова кургана, А когда батарея противником была сооружена, на нее обрушили огонь своих орудий не только артиллеристы "Владимира", но и артиллеристы пароходо-фрегата "Крым" и парусного линейного корабля "Гавриил". Это заставило вражеское командование перенести стрельбу ряда орудий "пятиглазки" с Малахова кургана на рейд, что значительно облегчило положение защитников Малахова кургана. Важно и то, что корабли успешно стреляли на расстоянии 4,5-5 верст, хотя стрельба на такую дистанцию велась впервые.
Тяжелые испытания выпали на долю защитников Севастополя 5 октября 1854 года, в день первой бомбардировки города. Только из орудий береговых укреплений неприятель выпустил 8727 снарядов, а с кораблей - 50 тысяч снарядов. В шханечных журналах русских пароходов отмечалось в этот день, что вокруг кораблей "все было мрачно", "стоял густой дым от выстрелов, из-за которого не было видно решительно ничего далее 50 саж.". В борьбу с батареями противника вступили приморские батареи Севастополя, батареи бастионов и орудия пароходо-фрегатов "Владимир", "Бессарабия", "Одесса", "Крым". Русская береговая и корабельная артиллерия обрушила на врага больше 36 000 снарядов.
Особенно энергично действовали комендоры пароходо-фрегатов "Владимир" и "Крым". Своим интенсивным и метким огнем они сковали действия батарей противника в районе Малахова кургана, что дало возможность защитникам последнего удержаться на своих позициях. О том, с каким напряжением работали комендоры пароходо-фрегатов, говорит тот факт, что в течение 5 октября только с "Владимира" было выпущено 186 бомб и 72 ядра из общего числа 600 снарядов, выпущенных четырьмя пароходо-фрегатами. На следующий день артиллерийским огнем с "Владимира" была повреждена "пятиглазка". Матросы пароходо-фрегата шутили: "пятиглазка" окривела и превратилась в одноглазого "циклопа".