Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память
Шрифт:
«Прапорщик Эпов по приказанию Атамана Калмыкова (здесь мемуарист сделал примечание: „Атаман Калмыков всячески старался избегать официальной переписки“. – А.К.) подал ген[ералу] Хорват[у] рапорт с просьбой об отпуске для отряда двух пушек и снарядов.
От Атамана Калмыкова были затребованы сведения о наличии отряда, потом штаты, после дополнительные сведения и т. д…
Давая последнюю справку и возвращая всю переписку Прап[орщику] Эпову, Атаман Калмыков думал, что теперь конец всему “бумагомаранию”, и уже отдал распоряжение заготовить документы приемщикам имущества… но… переписка была возвращена за дополнительными сведениями, на которой [57] Атаман и наложил резолюцию:
57
Так в первоисточнике.
“Моему
Случай, характерный не только для буйного Калмыкова, но и для благообразного Хорвата – и в этом вскоре пришлось убедиться адмиралу Колчаку, прибывшему в Харбин в конце апреля или первой половине мая (в источниках наблюдаются разногласия: обычно в качестве даты приезда называют 10, 11 или 12 мая, но существует письмо Александра Васильевича, помеченное «Харбин, 29 апреля 1918 г.», причем противоречие снимается лишь предположением, что Колчак использовал старый календарный стиль). В предшествующие дни адмирал провел в Пекине переговоры о поставках оружия с японскими дипломатами и военными: ни французы, ни англичане, сколь бы они ни сочувствовали антибольшевицкому движению на Дальнем Востоке, помочь оружием здесь, конечно, были не в состоянии. Тогда же Колчаку должны были сообщить и о начавшихся в Харбине крупномасштабных формированиях, объединенных под руководством «Начальника Российских войск полосы отчуждения» генерала М.М.Плешкова.
«Согласно полученных полномочий от Главноначальствующего (Хорвата. – А.К.), приступая к новым формированиям на началах добровольческих организаций, – гласил приказ Плешкова от 23 марта, – приглашаю Г. г. офицеров, прочих военнослужащих, а также всех Граждан без различия религий, национальностей и политических убеждений, кто желает и чувствует себя в силах принести пользу Родине-России и активно выступить на защиту порядка, закона и справедливости.
Части будут формироваться на строго легальных началах, придерживаясь организации, установленной Российскими воинскими законами и принятой в Российской армии, согласно воинских уставов с некоторыми допусками и отступлениями, вызываемыми местными условиями…»
Это все уже было похоже на регулярную армию и, наверное, вселяло определенные надежды, с которыми Колчак почти распрощался за время своих бессмысленных заграничных разъездов. И адмирал, как мы уже знаем, не замедлил появиться в Харбине.
Глава 9
Надежды и разочарования
«… Обе роты были по тревоге вызваны в Штаб, в большую залу, где молча ожидали своих командиров, – вспоминает один из „орловцев“. – Наконец появились командиры. Нач[альни]к Отряда, его помощник и кто-то стройный в черной шинели. Последовала команда образовать круг, и в его середину вошли Начальники, а с ними и новый. Некоторые, с турецкого фронта, сразу узнали в нем Адмирала Колчака, но молчали. После минутного молчания – Нач[альни]к Отряда познакомил собравшихся с прибывшим, а сам Адмирал ясным, четким, отрывистым, полным голосом сказал следующее: “Господа офицеры. Я получил в Гонконге приказание ехать в г[ород] Харбин и принять ваш отряд. Слово приказание я подчеркиваю, т. к. человек военный и никакой другой формы не понимаю и не признаю. Сейчас я познакомился с доблестным полк[овником] Орловым и его помощниками, а теперь с вами. Будем вместе служить нашей Великой Родине, памятуя о том, что долг и честь – это основные элементы офицерского достоинства”. Отдав честь строго по уставу (навытяжку), Адмирал в сопровождении нашего командования отбыл».
К этому моменту отряд Орлова представлял собою определенную силу. «Вестник Маньчжурии» 21 марта сообщал о прошедшем в Харбине параде, на котором Орлов представил «3 роты пехоты, 4-орудийную батарею с патронами, двуколками, конную сотню и 4 пулемета с командой». Поэтому на Колчака вид сколоченной и, кажется, готовой к бою добровольческой части, в значительной степени укомплектованной офицерами, должен был произвести самое благоприятное впечатление и, быть может, даже вызвать некоторую эйфорию. И не следует удивляться рассказу о том, как «орловцы» преподнесли Александру Васильевичу изобретенную ими для своего отряда форму обмундирования, в ответ на что «адмирал перехватил через край и брякнул, что поднесенная ему форма делает его таким же счастливым, каким он был в день получения Георгиевского Креста». Вскоре последовало и продолжение: «Через несколько дней к Колчаку явилась депутация от местных Георгиевских кавалеров и выразила ему свое негодование по поводу того, что он позволил [себе] поставить
Впрочем, возможно, в анекдоте об «орловских штанах» действительность вообще существенно искажена. Он содержится в «Дневнике» генерала барона А.П.Будберга – собрании мемуарных заметок, сплетен, слухов, более или менее скандальных новостей; а ряд анахронизмов позволяет говорить о том, что записи «Дневника», по крайней мере опубликованные, делались post factum. Кстати, и датировка приведенного анекдота (у Будберга – 1 июня) может вызвать сомнение, поскольку мемуарист-«орловец» упоминает о зачислении Колчака в списки отряда сразу же после рассказа о первом знакомстве адмирала с его новыми подчиненными: «Поверки вечерние с молитвой происходили чинно и торжественно: по спискам Отряда дежурным вызывались “рядовой 1-й роты – Адмирал Колчак, генерал Хорват, генерал Плешков… ” На что фельдфебель… густым, не очень свежим басом-профунда отвечал: “в служебной командировке, в наряде, в отпуску” и т. д.». Зачисление в списки части, по логике вещей, и должно было сопровождаться поднесением формы этой части, и не исключено, что «Дневник» Будберга отодвигает событие недели на две от его действительного момента.
Однако, несмотря на несообразности, из которых эта возможная ошибка – едва ли не самая невинная, «Дневник» в течение десятилетий считался, да и сегодня нередко считается основным источником сведений об антибольшевицкой борьбе на Дальнем Востоке и в Сибири, равно как и о биографии адмирала Колчака в этот период. Апломб барона Будберга, его авторитет старого генерала-генштабиста (закончил Великую войну командиром армейского корпуса) в сочетании со вполне искренними переживаниями и хлесткими характеристиками, доходящими до неприкрытой злобы, в глазах многих делают «Дневник» истиною в последней инстанции, причем желчность принимается за объективность, а поверхностные суждения о боевых действиях – за рецепты чудодейственного лекарства, не только вскрывающие «язвы», но и указывающие пути «исцеления».
От своего скептически-разоблачительного тона барон Будберг не удерживается и при первом же появлении на страницах «Дневника» Александра Васильевича – пока еще даже не в качестве полноправного действующего лица:
«Совершенно неожиданно Главнокомандующим назначен появившийся откуда-то и, как говорят, специально привезенный сюда адмирал Колчак; сделано это ввиду выяснившейся неспособности Плешкова заставить себя слушать. Надеются на имя и на решительность адмирала, гремевшего во флоте…
Пока что про адмирала говорят, что он очень вспыльчив, груб в выражениях и, как будто бы, предан очень алкоголю».
Следующая мало-мальски развернутая характеристика, данная Александру Васильевичу Будбергом, звучит уже и вовсе уничтожающе, хотя основывается, похоже, все еще на одних слухах: «Адмирал, по-видимому, человек с норовом до полной неуравновешенности и взбалмошности; закидывающийся по пустякам; неспособный спокойно и хладнокровно разобраться в сложной и поганой Харбинской обстановке; непокладистый и колючий, понявший, по-видимому, что такое Семенов; не знающий совершенно военного дела, нашей организации, системы обучения и ломящий все по-морскому так, как подобает всякому адмиралу». Как ни странно, в последнем обвинении барон оказывается заодно с самыми рьяными хулителями Колчака из лагеря сторонников Атамана Семенова (которого Будберг просто ненавидит). «Будучи адмиралом, т. е. знакомым с военно-морским делом, Колчак, однако, вообразил себя специалистом и по военно-полевым операциям… – откровенно злобствуют „семеновские“ авторы. – Окружавшие адмирала с глубокой иронией передают об его познаниях в области военно-сухопутного дела, напр[имер], адмирал серьезно уверял, что в трехдюймовую пушку достаточно запречь только трех лошадей вместо шести, что большевиков можно прогнать с одними палками в руках, без всякого оружия, – словом, адмирал нес разную чепуху в этом роде…»
Поверить в это, конечно, трудно – причем независимо от того, как относиться лично к Александру Васильевичу: если о тонкостях артиллерийской запряжки он и вправду мог иметь смутное представление (хотя вряд ли это было столь уж принципиальным), то пассаж об «одних палках» явно противоречит всем настроениям Колчака и его взглядам на методы организации борьбы. К слову сказать, если бы генерал Будберг вместо собирания сплетен о любви адмирала к выпивке дал себе труд ознакомиться с этими взглядами, он мог бы с удивлением обнаружить в Александре Васильевиче… своего полного единомышленника!