Адмирал Нельсон
Шрифт:
Сохранилась обширная переписка между Горацио и Фрэнсис. Она наводит на мысль, что роман был очень рассудочным. «Я люблю Вас самым искренним образом,— писал Горацио Фанни,— и я думаю, что моя привязанность основывается не только на принципах, диктуемых рассудком, но и на взаимной преданности» (82). Очень много говорилось в письмах о денежной стороне брака. Горацио уверяет свою возлюбленную: «Если бы у меня был миллион, я с величайшим удовольствием и гордостью разделил бы его с Вами. Для меня жизнь с Вами в коттедже намного превосходит жизнь во дворце с любой женщиной, которую я встречал до сих пор» (83). С милой рай и в… коттедже!
Горацио, конечно, написал дяде У. Саклингу. Письмо начиналось так: «Я занялся делом, которое, вероятно,
Как смотрел Горацио на свою будущую семейную жизнь? 15 декабря 1785 г. он писал брату: «Это дорогое создание тебе понравится. Ее здравый смысл, вежливые манеры, и — тебе я могу сказать — красота тебе очень понравятся. И хотя сейчас мы не богатая пара, у меня нет ни малейшего сомнения, что мы будем счастливы...» (86). Будущее не оправдало надежд Нельсона.
Бракосочетание состоялось 11 марта 1787 г. на острове Невис. Венчались не в церкви, а в зале дома Герберта. Принц Уильям Генри проявил особое внимание к Нельсону — сопровождал невесту к венцу. Команда корабля Нельсона преподнесла своему капитану подарок — серебряные часы. Офицеры подарили миниатюрную серебряную модель 28-пушечного фрегата; Нельсон держал ее впоследствии на столе.
Кое-кто из друзей Нельсона счел, что женитьба поставит крест на его морской деятельности. На следующий день после свадьбы друзья Нельсона говорили, что с его женитьбой английский военно-морской флот потерял одно из своих лучших украшений (87). Те, кто так думал, ошиблись. Брак не заставил Нельсона уйти от морской службы. Еще до женитьбы он писал будущей жене, что «для морского офицера долг превыше всего. Все личные соображения должны отойти на второй план перед ним, как бы трудно это ни было» (88). Слова Нельсона точно выражали его убеждения, что подтвердила вся его дальнейшая жизнь.
Три года пребывания Нельсона в Вест-Индии, испытания, которым он там подвергся, опять уложили его в постель. Принц Уильям Генри говорил тогда, что Нельсону нужна не жена, а сиделка. «Я не думаю, что он долго проживет» (89). Кое-кто опасался, что капитан может умереть по пути на родину. Нельсон сам настолько беспокоился за свою жизнь, что специально взял на фрегат большую бочку рома, в которую, если бы он скончался в пути, надлежало погрузить его останки и доставить их в Англию.
В июле 1787 г. Нельсон возвратился на родину. Именно в это время вновь возникло напряжение в отношениях с Францией, теперь из-за того, кто будет управлять Голландией — профранцузская или проанглийская группировка. Возможность возникновения войны не исключалась, и фрегат Нельсона «Бореас» не рассчитали, а поставили на Темзе в качестве базового судна для приема людей, силой забираемых на флотскую службу. Все торговые корабли, проходившие мимо, обыскивались специальными отрядами с «Бореаса», и часть матросов уводилась на военные корабли. Оставался лишь минимум людей, необходимых для обеспечения безопасности торговых судов. Конечно, это была работа не для боевого капитана, но Нельсон исполнял ее исправно. Здоровье его улучшилось, и он говорил: «Я в состоянии отправиться в любой район земного шара» (90).
К осени стало ясно, что голландские дела уладились в духе, желаемом в Лондоне, и вероятность войны с Францией исчезла. Поэтому «Бореас» рассчитали 30 ноября 1787 г. Капитана Нельсона списали на берег на половинное жалованье.
* * *
Начался пятилетний период в жизни Нельсона, полный тяжких испытаний. Адмиралтейство твердо решило не возвращать его на действительную службу. Для динамичной натуры Нельсона, самозабвенно влюбленного в море, жаждавшего бурной деятельности, это был страшный удар. Обрушились на него
Еще в Вест-Индии Нельсон узнал, что различными мошенническими способами представители адмиралтейства в сговоре с местными колониальными администраторами, купцами и поставщиками за несколько лет обворовали казну примерно на 2 млн. ф. ст. По тем временам — огромная сумма. Он сообщил об этих фактах в Лондон, там подтвердили получение его писем, и все. Теперь, оказавшись в Лондоне и будучи свободным от каких-либо служебных обязанностей, Нельсон принялся ходить по инстанциям, чтобы добиться наказания шайки жуликов, орудовавшей в английских колониях в Вест-Индии. И вновь, как в борьбе за соблюдение Навигационных актов, он проявил упорство и настойчивость. Эта история — лишнее свидетельство его честности и верности долгу, а также идеализма и наивности, ибо он искренне верил, что в тех кругах, в которых он действовал, можно добиться правды и вывести жуликов на чистую воду, особенно когда речь шла о жуликах высокопоставленных. Нельсон обращается с письмом к премьер-министру Питту. Письмо пересылается министру финансов Роузу. Роуз дважды беседует о Нельсоном. Его поражает, что рядовой капитан разобрался в вопросах, связанных с финансовой деятельностью адмиралтейства в колониях, установил большие злоупотребления и выявил их причины. Роуз был очень вежлив с Нельсоном.
От Роуза Нельсон направился к контролеру флота сэру Чарлзу Миддлтону. Контролер согласился с Нельсоном, обещал немедленно навести порядок. И ничего не сделал. Нельсон в течение двух лет безрезультатно пытался добиться принятия мер против этого, как заметил известный американский историк и специалист по военно-морским делам конца XIX в. А. Т. Мэхэн, «старого бесчестия», но «его положение и влияние были слишком незначительны» (91). Тем временем мошенники на месте, в Вест-Индии, упрятали в тюрьму тех, кто сообщил Нельсону о злоупотреблениях.
Как борьба за правду отразилась на самом Нельсоне? Пожалуй, она принесла капитану больше вреда, чем пользы. Конечно, его письма и беседы с крупными государственными деятелями дали ему случай продемонстрировать перед могущественными людьми ум, энергию, настойчивость, верность долгу, готовность самоотверженно защищать интересы государства. Но главные виновники преступления располагали властью, влиянием и деньгами. Они использовали свои возможности, во-первых, чтобы помешать расследованию и раскрытию преступления, и, во-вторых, чтобы свести счеты с Нельсоном, дискредитировать его в глазах руководителей адмиралтейства, правительства и даже короля. Они делали все, чтобы этот слишком умный, энергичный и честный капитан больше никогда не получил командование кораблем. Результат и прием старые как мир. Все биографы Нельсона сходятся на том, что его враги «преуспели в возбуждении предубеждения против Нельсона» (92).
Крайний идеализм Нельсона оказался несколько поколебленным, но не надолго. Он писал другу: «О вещи, которая называется „честь"... сейчас больше не думают... Мое положение ухудшилось и в отношении службы на флоте и в отношении служения моей стране». И тем не менее Нельсон заканчивает письмо в своем стиле: выражает уверенность, что лучше служить «неблагодарной стране», чем отказаться от своих идеалов, ибо «путь чести в конце концов приведет офицера и к славе, и к достижению его целей» (93).
Преследуемый недоброжелательностью или открытой враждебностью многих влиятельных людей, Нельсон не находил убежища и в личной жизни. Вначале пребывание его на корабле не позволяло супругам жить вместе. 23 сентября 1787 г. Нельсон жаловался брату: «...хотя мы и стоим в семи милях от суши (на Темзе — В. Т.)... я так же разлучен с женой, как если бы находился в Вест-Индии» (94). Стремился ли он к ней вообще? Вряд ли. Нельсон писал капитану Локеру: если голландские дела будут улажены без войны, «я не хотел бы сходить на берег. Я начинаю думать, что влюблен в море больше, чем когда-либо раньше» (95).