Адриан. Золотой полдень
Шрифт:
— Госпожа!!
Помпея Плотина окончательно освободилась от накидки, встряхнула седовласой головой, жестом отослала вступивших следом за ней в комнату огромных преторианцев. Те удалились молча. Потом глянула на разинувшего рот Таупату, успевшего пробраться в помещение, улыбнулась и попросила.
— Закрой, пожалуйста, рот. Как тебя зовут?
— Таупата.
— Откуда ты родом?
— Моя мать из Дакии, госпожа. Я родился в доме Лонгов. Меня воспитал мать господина и Эвтерм.
— Я рада за тебя. У тебя были достойные воспитатели. Как здоровье Постумии?
— Когда
— Достойный ответ. Эвтерм может гордиться тобой. Таупата, ты можешь выполнить мою просьбу?
— Охотно, госпожа. Хоть тысячу просьб.
Императрица засмеялась.
— Тысячу не надо. Только одну. Понаблюдай, чтобы нам с твоим Ларцием никто не помешал. Чтобы никто не мог подслушать, о чем мы будем беседовать.
— Клянусь, наилучшая, никто и близко к дому не подойдет. Господин, позволь мне взять оружие.
— Только кинжал, — ответил Лонг.
— Вот что еще, Таупата, — добавила императрица. — Если появится посыльный, дай мне знать.
— Ага, госпожа, — радостно откликнулся парнишка. — Обязательно, госпожа.
Он выбежал в коридор.
Императрица обратилась к Ларцию.
— Вы, Лонги, умеете уживаться с рабами. Эвтерм философствует, садовник верит в царство небесное, никто в Риме не умел так жарить рыбу, как Гармерида. Ваше вишневое варенье на меду славится на весь Рим. Дурные люди никогда не сварят вкусное вишневое варенье, не так ли, Ларций? Вам можно позавидовать.
Префект развел руками.
Императрица приблизилась к сжавшейся в комок женщине, спросила у хозяина.
— Это и есть наша знаменитая флейтистка?
— Так точно, наилучшая.
Помпея оглядела спальню, обнаружила женскую тунику, бросила ее Тимофее.
— Оденься, — затем укорила префекта. — Никак не можешь без блуда?
— Отчего же! — вскинул голову префект.
— Ладно, о ней в последнюю очередь. Позови кого-нибудь.
— Тарб! — крикнул Лонг.
— Не кричи! — поморщилась императрица. — Не хватало еще, чтобы во дворце начали обсуждать мой визит.
В комнату вошел пожилой узкогрудый мужчина. Императрица спросила.
— Чем ты занимаешься в доме Лонгов, Тарб?
— Присматриваю за конями, а сейчас за Снежным.
— Надеюсь, ты не философствуешь?
— Упаси меня Аполлон, госпожа! У меня нет для этого времени. Разговаривать — да, с лошадками разговариваю. Почему бы с ними не поговорить, они такие умницы. Вполне обходятся без философии.
— Я согласна с тобой, Тарб. Вот какая у меня просьба — проводи эту женщину в другое помещение и приглядывай за ней. Можешь покормить.
— И помыться, — подала голос Тимофея.
— И разреши ей помыться, — повторила Плотина.
Ларций неожиданно для себя, совсем не к месту вставил.
— Она — римская гражданка, госпожа.
— Я же сказала, о женщине потом. У нас здесь не богадельня.
Когда Тимофея и Тарб покинули спальню, Помпея Плотина похвалила префекта.
— Тебе повезло, Лонг. Ты счастливо избежал покушения.
— Ты полагаешь, госпожа, покушались
— Как раз этот вопрос мы должны обсудить в первую очередь, — кивнула Плотина и накинула покрывало на разбросанную постель. Затем села в кресло, стоявшее возле бронзового фигурного канделябра, на котором догорала единственная свеча.
— На кого же, по твоему мнению, покушался негодяй? — спросила она.
— Только не на глупого, меднолобого префекта! — решительно заявил Ларций. — Я не так опасен, чтобы устраивать на меня охоту. Меня можно прирезать и в нужнике, была бы воля.
— Так на кого же? — потребовала ответа императрица.
— Госпожа, тебе самой известен ответ. Зачем же пытать меня, римского гражданина, верного подданного твоего супруга, тупого солдафона, каким считает меня твой любимчик.
— Он не любимчик. Он мне как сын. Тебе ли объяснять, Ларций, что мы с Марком всегда мечтали о ребенке. Боги лишили нас этой радости, сыном мне стал племянник. Что в этом предосудительного? Как бы ты не относился к нему, но я горжусь мальчиком. Он не стал бы подсылать убийц к своим врагам.
— Ага, он уничтожил бы их всех сразу.
— Что же здесь удивительного, Ларций? Хирурги в полевых госпиталях десятками отрезают руки и ноги, и никто не считает их злодеями, посягнувшими на самое совершенное творение богов — на человека и его тело.
— Если так рассуждать…
— А как еще рассуждать? — удивилась императрица. — Я не люблю фантазировать, предугадывать, воображать, но сейчас самое время задаться вопросом, как бы ты поступил на месте Публия? Я обращаюсь к тебе как к гражданину и честному подданному моего супруга, столько сделавшего для отчизны и оказавшемуся у разбитого корыта. Мы в преддверии гражданской войны, Ларций.
Префект недоверчиво усмехнулся.
Императрица подтверждающе кивнула.
— Квиет не добрался до Рима. Он высадился на Родосе. Там состоялась его встреча с Лаберием Максимом и Авидием Нигрином. Они договорились начать сразу, как случиться то, о чем они все мечтают. Ты понимаешь, что это означает.
— Они все-таки посмели?.. — прошептал Ларций. — Император знает об этой встрече?
— Нет, я постаралась, чтобы никто не смог сообщить ему об этом. Он — единственный гарант сохранения мира в империи. Ему также не сообщат о покушении на тебя.
— Все-таки на меня? — горько усмехнулся префект.
— А на кого же! — развела руками императрица. — Зачем посвящать его в не относящиеся к делу подробности. Они представляются нам жалкими пустяками, не стоящими внимания человека, собирающегося штурмовать Гатру. Он должен взять ее до начала жары. Жара может погубить его.
Она сделал паузу.
— Итак, если тебя спросят, ты подтвердишь, что какой-то негодяй осмелился покуситься на твою жизнь. Ты потребуешь самого тщательного расследования произошедшего, открыто упрекнешь начальника канцелярии в ротозействе и легкомысленном отношении к служебным обязанностям. Ты потребуешь, чтобы Ликорма лично занялся негодяем и не рвался в поход. Охрану императора возьмут на себя другие люди.