Адриана. Наказание любовью
Шрифт:
Я сделал несколько глотков и провалился в некоторое подобие сна.
Я поднялся над землей и летал над степями Сендарина, над горами Дарданелии, над Долиной барсов, над бескрайней пустыней с ее безмолвными белыми песками. Я, словно перышко маленькой певчей птички подхваченное прохладным ветром носился по белому свету. Потом резкое падение и я снова лежал в лачуге, пропахшей дымом и собачьей шерстью. Снова наедине с воспоминаниями о том, как двое сильных мужиков овладевали мной по очереди и сильно били меня. Болтливая Эй раздела меня и обтерла тряпкой, я дернулся и понял, что очень слаб и не могу ей сопротивляться.
— Ты вся
Хотел спросить, почему она так меня назвала, но не хватило на это сил. Она снова подсунула мне под нос миску с отваром и я охотное его принял, не смотря на отвратительный вкус. Хотелось забыться. Руки у Эй были маленькие и шершавые, прикосновения легкие и уверенные.
Я снова провалился в полет.
Придя в себя я ощутил боль. Застонал и нашел взглядом Эй. Она стояла ко мне спиной. Худая маленькая, в причудливом наряде: сшитой из цветных лоскутков юбке, жилетке из меха оленя, надетой поверх связанного из той же собачьей шерсти кофты.
— Питья больше не получишь, — твердо сказала она. — Больше нельзя! Терпи боль, ты же мужчина.
— Мужчина?! — я встрепенулся.
— Да, мужчина!
— Ты уверена, Эй?
Я снова притронулся к своему лицу и ощутил легкую щетину на своих щеках. Слёзы сами выступили у меня из глаз, Пресветлый Архон, я снова, снова Адриан Хаминг. Но какой ценой?!
Дальнейшее выздоровление пошло гораздо быстрее. Я сильно кашлял, из легких вырывался хрип и мокрота. Ноги не слушались меня и кончики пальцев на них словно и совсем отсутствовали. Я несколько раз с трудом дотягивался до них. Они были на месте. Эй поила меня каким-то мерзким сладковатым бульоном. Читала надо мной какие-то странные молитвы, обращаясь к духам. Моё тело исцелилось, а вот в душе оставались глубокие кровоточащие раны. Я не мог простить тех бандитов, что надругались надо мной. Злится на отца за то, что своим грехом подверг меня таким пыткам. Я не мог простить себя, за то, что был так глуп и оказался на той дороге. Я старался не рассказывать Эй, что со мной на самом деле произошло. Но она знала, на самом деле знала все. Не могла не знать! Говорили, что гносы умели беседовать с духами и духи рассказывали им очень много. Правда это или нет не знаю. Но Эй не задавала неприятных вопросов.
Я осмотрелся в её хижине. Эта была мазанка, ловко построенная из глины и сена. Бурая печка-лежанка щедро отдавала жар. Эй затапливала ее с утра, варила и парила в горшках запасенные еще с осени коренья и травы. Дух иногда стоял невыносимый, до тошноты, а иногда и приятный. Для меня каждое утро в горшке томился мясной суп с кореньями. Я лежал на циновке, недалеко от печи и был еще так беспомощен. Эй не ела мясной суп и кормила им исключительно меня. Остатки перепадали и огромному псу с двумя хвостами Клыку. Коричневая псина с массивной мордой выглядела на первый взгляд угрожающе. Из пасти на пол то и дело падали тягучие нити слюны. Из-под брыл показывались огромные острые клыки, когда пес громко зевал и потягивался. Чтобы животина могла входить в хижину, Эй сделала в неё вход пошире. Коричневый пес вбегал в дом без спроса, открывая лапами двери и впуская внутрь порцию прохладного воздуха с запахом весенних степных трав. Он был огромен, и широкоспин. Днем становилось все теплее, за маленьким окном слышались трели птичьих голосов. Месяц цветень подходил к концу.
Днем лопоухая маленькая женщина покидала хижину. Я оставался один и несколько раз пытался встать.
— Скоро ты окрепнешь, сын ящера и оставишь Эй одну. В твоей душе поселилась злоба на мир. Но мир не так уж и плох. Клык полюбил тебя, а он не привязывается к плохим людям.
Собака обнюхала меня своим большим носом. И несколько ниточек слюны упали мне на лицо.
— Я не уйду, — тихо сказал я.
— Уйдешь, что тебе, сыну ящера, делать в этой тесной хижине? Мне духи сказали. Духи не лгут.
Мои раны затягивались, синяки и отеки рассасывались. Вскоре я смог встать на ослабшие ноги и даже сделать несколько шагов, держась за спину Клыка. Пес оказался сообразительным и вел себя со мной аккуратно. Мне тут же захотелось выйти на улицу.
— Не спеши, — остановила меня лопоухая. — Весна, прохладно, а твои легкие еще не восстановились.
— Мне не хватает солнца, — взмолился я. — Я так давно не видел его. Я уверен, мне станет легче.
Я зашатался. Эн подхватила меня и посадила обратно на циновку.
— На днях, ко мне подъехали люди, военные из Сендарина. На них были камзолы с желтыми ящерами. Спрашивали, не встречала ли я девушку лет семнадцати высокую, со светлыми волосами. Со шпагой и мушкетом.
У меня сильно забилось сердце.
— И что ты им ответила, Эй?
Гнос посмотрела на меня сквозь рыжую челку.
— Сказала, что видела, как на эту девчонку напали бандиты и утащили её в сторону Диких скал. Больше я её не видела.
— Эй, эта девчонка это… — я не успел договорить, она ладонью закрыла мне рот.
— Эй, не дура. Отсюда до диких скал далеко. Мы с клыком решили посмотреть, кого схватили эти двое и нашли полумертвую девушку. На второй день девушка стала тобой. Эй подумала, что это не просто так!
Помолчав немного она добавила.
— Завтра я попробую починить твою одежду и ты сможешь выйти к солнцу.
— Спасибо, Эй, — сказал. Моё сердце продолжало бешено стучать и воспоминания новой волной возникли перед глазами.
Эй крепко обняла меня и я чуть не расплакался, как девчонка.
Глава 16
Месяц зеленолист по Дамарскому календарю
Утро, теплое и приятное. Первое утро которое я встретил без преследовавших меня изо дня в день кошмаров. Просто проснулся, поднялся с циновки и вышел из хижины Эй на свежий воздух. Клык увязался следом, попутно развесив на дверном косяке гирлянду из слюней. Я заметил, что слюни у пса текли тогда, когда он был чем-то заинтересован. Проверил, не пропала ли с лица щетина и убедившись, что она на месте вздохнул с облегчением.
С каждым днем я все больше набирался сил. Неизлечимой оставалась только моя душа. В памяти я снова и снова переживал тот день, когда меня обесчестили и бросили умирать на мерзлой земле.
Эй мало расспрашивала меня о моем прошлом и за это я был ей благодарен. Порой мне даже казалось, что мои воспоминания всего лишь грезы.
Поправившись, я начал упорно упражняться в фехтовании. У меня не было шпаги, да и вообще какого либо оружия, потому я использовал жердь. Прожив в хижине Эй месяц, я покинул её и отправился в земли советника Бортиса Мюля. Отправился пешком.