Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
И она поведала ему историю неистовых страстей, любви и смерти, историю, что доныне продолжала жить в ее сердце.
Время и свойства ее необузданной натуры придали тем событиям, то радостным, то мрачным, некий мистический оттенок. Жизнеописание Юлиуса и Христианы в ее устах превратилось в подобие легенды, овеянной таинственной поэзией.
Роль в ней Самуила выглядела странной и ужасающей. Эта фигура на глазах приобретала размеры грандиозные, словно это был сам Сатана. Он рисовался гением зла, находящим для себя наслаждение в том, чтобы разрушать людское благоденствие, и своим дьявольским хохотом заставляющим умолкнуть песнопения и лобзания
Вместе с тем, если судить по ее отзывам о нем, этот демон казался в общем-то куда более зловещим, чем в самих своих деяниях, описываемых томимой ненавистью рассказчицей. Ведь Гретхен воздержалась от упоминания о насилиях, учиненных Самуилом, о ребенке, о причине самоубийства Христианы.
Когда же ее уста произносили имя Христианы, на глаза пастушки наворачивались слезы. Чувствовалось, что ее привязанность пережила погибшую страдалицу: сердца этих двоих остались неразлучны, тонкая нежная связь двух душ и поныне была все так же крепка, сколь ни глубока была пропасть, навек разделившая подруг.
– Нет, – вскричала она, – Христиана не умерла! Она живет во мне и не только во мне. И то живое, что от нее осталось, отомстит за гибель всего, что было убито. Пусть спит с миром, мы остались здесь за нее, и злодею не ускользнуть от нас!
При этих словах в ее внезапно потемневших глазах сверкнула молния.
– Прощайте, – сказала она. – Или до завтра, если вы еще будете в Ландеке. На сегодня хватит. Я как вспомню об этом Самуиле, моя ненависть молодит меня на семнадцать лет, я теперь целый день не смогу говорить ни о чем другом. До завтра.
И она, поднявшись, направилась к прибрежным скалам; ее козы последовали за ней.
На следующий день она встретила цыгана с улыбкой, смягчившись и заметно повеселев.
Она первая подошла к нему и сказала:
– Вчера я слишком поспешно вас покинула. А все потому, что есть такое, о чем я не в состоянии рассуждать спокойно. Не стоит больше об этом толковать, давайте забудем о замке, о том, что здесь случилось. Поговорим лучше о вас, о вашем прошлом, о ваших родных краях, где вы кочевали, о вольной бродячей жизни, которую и я тоже вела, когда была совсем маленькой. О! В голове у меня много диковинных воспоминаний о каких-то прекрасных городах, полных солнца, о лесах, похожих на храмы, где стволы деревьев подобны органам, о горах – истинных алтарях всеблагого Господа. А из тех городов, что вы повидали, какой вы любите больше всех?
– Венецию, – отвечал он.
– А почему?
– Потому что этот город не похож на все прочие. Это одинокий остров среди безбрежных вод. И стоит он в открытом море.
– Город, где на улицах вода, не так ли? – спросила Гретхен, по-видимому силясь прояснить смутный образ, возникший в ее памяти.
– Да, – отвечал цыган. – Город, построенный рыбами.
– О, я припоминаю, – прошептала она. – И огромные площади! Громадные здания! Моя матушка тоже любила Венецию.
– Ваша мать жила там? А как ее звали?
– Она носила свою девичью фамилию – Гамба.
– Гамба! – закричал цыган. – Но это и мое имя тоже.
– Вас зовут Гамба?
– Точно так. Но постойте. Ваша мать никогда не говорила вам, что у нее есть брат?
– Говорила, и притом весьма часто. Но она повздорила со своим отцом из-за того, что полюбила против его воли. Вот она и бежала и с тех пор не подавала о себе вестей ни отцу, ни брату. А потом человек, которого она любила, умер, оставив ей дочь, то есть меня. Она бродила
– Так вот почему мы тщетно разыскивали ее повсюду…
– Как так?
Гамба, который и сам не менее Гретхен был поражен и восхищен встречей, ниспосланной Провидением, вне себя от волнения возвестил:
– Гретхен, брат вашей матери – мой отец.
– Возможно ли это? – воскликнула Гретхен.
– Это несомненно. Вы сами сейчас увидите. Мой отец всем сердцем любил сестру, и ее бегство причинило ему большое горе. Пока его отец был жив, он не осмеливался и заикнуться об этом. Но едва лишь старик упокоился в могиле, как мой отец принялся колесить по миру в надежде отыскать сестру. Право же, мне сдается, что мы всю Европу тогда объехали, вот только в эту дыру, в Ландек, не заглянули. Умирая, он завещал мне продолжать поиски. Выходит, тетушку я застать не успел, но, по крайней мере, нашел ее дочь. Вашу руку, Гретхен! Вы моя двоюродная сестра.
– Это вправду так? – пробормотала Гретхен недоверчиво.
– Завтра я вам покажу мой паспорт, он вам докажет, что меня зовут Гамба. Впрочем, какой мне интерес вас обманывать?
– Да, верно, – согласилась пастушка.
И она протянула ему руку, которую он братски пожал.
– Что ж! – продолжала она, – раз вы мой двоюродный брат, то и ваша сестра мне приходится кузиной. Я смогу увидеться с ней?
– Это невозможно, – смущенно пролепетал Гамба. – Моя сестрица особа с большими причудами и очень горда. Видите, каков я? А она даже меня частенько знать не желает! Успехи на театральной сцене сделали ее надменной, и только потому, что она мне сестра, я прощаю ей то, как она со мной обходится. Она остановилась в новой гостинице, чей хозяин недавно обосновался в Ландеке, и все то время, когда не блуждает по замку, изучая гримасы этих парней, вырезанных из камня или дерева на стенах и шкафах, она сидит запершись в своей комнате и уткнувшись в новую партитуру, которую ей прислал ее директор. Вы, небось, спросите сейчас: что, мол, такое директор, партитура? Было бы слишком долго вам это объяснять. Оставим-ка в покое мою сестру и поговорим о вас. Мне сдается, что я так много должен вам сказать…
В это мгновение Гретхен вдруг резко вскинула голову. Ей послышались чьи-то шаги на тропке, выдолбленной среди скал.
Она сделала несколько шагов в ту сторону и увидела даму под вуалью, которая направлялась в сторону замка.
Вуаль полностью скрывала лицо женщины, а ее фигуру с головы до пят окутывала широкая и плотная шаль.
– Это ваша сестра, – сказала Гретхен Гамбе, не спрашивая, а словно бы утверждая по наитию некоего безошибочного инстинкта.
– Да, – кивнул Гамба.
Олимпия приближалась, строгая, безмолвная, не замечая ни Гамбы, ни Гретхен, скрытых в углублении скалы.
Внезапно она оказалась с ними лицом к лицу.
При виде Гретхен она, похоже, испытала что-то вроде потрясения.
Что касается Гретхен, то она была взволнована до глубины души. Не рассуждая, не противясь, она поддалась властной потребности непременно остановить эту женщину под вуалью, заговорить с нею. И она бросилась вперед, закричала:
– Сударыня!
Однако встревоженный Гамба успел поймать ее за руку.