Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
– Не верю, – отвечала Гретхен.
– Как это не веришь? Почему?
– Я все думала, пока шла сюда, – заговорила Гретхен торжественно и убежденно. – Болезни, что нас теперь настигают, это не простые хвори. Они посланы человеком, который ненавидит нас обеих.
Она с недоверием взглянула на безмятежно уснувшего ребенка и решительно вынесла свой приговор:
– Все хвори насланы им и длятся столько, сколько он пожелает. Никому, кроме него, не дано исцелить больного.
Христиана содрогнулась:
– Ты
– Да, – сказала Гретхен. – Ну вот же, взгляните!
Она указала на Вильгельма, черты которого вновь исказились, а в горле послышались свистящие хрипы. Кожа ребенка, сухая и воспаленная, источала жар, маленькие ручки и ножки сводила судорога.
– Травы, Гретхен, твои травы! – закричала Христиана, снова впадая в отчаяние, еще более страшное, чем раньше.
Гретхен покачала головой с видом глубокого сомнения. Чтобы угодить матери, она приложила травы к шее и груди малыша и сказала:
– Подождем. Но, повторяю вам, это не поможет.
Христиана стала ждать, напряженно следя за действием трав на Вильгельма, трепеща и задыхаясь от волнения.
Но она видела все те же зловещие признаки приближающегося конца – они не исчезали.
– Я вас предупреждала, – сказала Гретхен, качая головой. – Только один человек может его спасти.
– Ты права! – воскликнула Христиана.
И она со всех ног бросилась в соседнюю комнату.
LXI
Круп
Гретхен, не понимая, что вдруг сталось с Христианой, недоуменно последовала за ней и увидела, как та жмет пальцем на какой-то выступ деревянной обивки.
– Сударыня, что вы делаете?
– Зову его.
– Кого?
– Того, кто может спасти мое дитя!
– Вы зовете Самуила Гельба? – пролепетала Гретхен.
– Ах, да неужели ты воображаешь, что я позволю Вильгельму умереть?
– Но, сударыня, ведь он… Это же не доктор, это палач! Вы призываете демона!
– Что ж, я взывала к Господу, но тщетно! Ах, мне ничто не страшно, я боюсь лишь одного – болезни Вильгельма. Если Вильгельм в опасности, ничто больше не имеет значения. О Боже мой! Что, если его еще и нет дома? Я готова жизнь отдать, только бы он явился немедленно!
И она изо всех сил нажала на потайной рычажок.
– На этот раз он меня услышит, – сказала она, – я знаю, он здесь, он явится. А пока пойдем к Вильгельму.
Вместе с Гретхен она вернулась в свою комнату и спросила кормилицу:
– Сколько времени? Те два часа, что должны были пройти с тех пор как послали за доктором, конечно, уже миновали?
– Увы, сударыня, – возразила кормилица, – еще и получаса не прошло.
Ребенку было все так же плохо.
Христиана вновь побежала в салон, позвонила в третий раз и вернулась к колыбели.
Проходившие мгновения казались ей столетиями. Она
– Неужели он оставит моего ребенка умирать? – пробормотала она с глухой яростью.
Снова вбежав в салон, она приготовилась еще раз нажать на соединенный со звонком рычажок на барельефе, но тут кусок стены резко отошел в сторону и появился Самуил.
В других обстоятельствах один его вид ужаснул бы Христиану. Он предстал перед ней со стиснутым ртом и застывшим взглядом, суровый, бледный, словно бы вооруженный какой-то неумолимой решимостью. Казалось, в нем не осталось ничего человеческого: ни разума, ни сердца, одна лишь воля, железная, непреклонная, роковая, ужасная и смертельная.
Но Христиана даже не взглянула на него. Она бросилась к его ногам.
– Мой ребенок умирает, сударь! Спасите его! – закричала она.
– Вот как? – сказал Самуил. – Стало быть, это не новая западня?
– О, кто говорит о западне! – воскликнула Христиана. – Я прошу вас о милости. Вы сильны, вы можете быть добрым. Простите мне прошлые распри. Я была не права. Я смирилась, я благословляю вас. Только поспешите. Спасите бедного крошку.
Она схватила его за руку и повлекла к колыбели:
– Посмотрите! Ему очень плохо, но вы же такой ученый!
Самуил склонился над колыбелью. Ему хватило одного беглого взгляда, чтобы все понять.
– У этого ребенка круп, – произнес он холодно.
– Круп! Ах! Это все же круп! – простонала Христиана. – Но вы же все знаете: скажите, что делать?!
Самуил помолчал, казалось что-то прикидывая, а затем посмотрел на Христиану, которая, едва дыша, ждала его ответа, ловила каждый его жест.
– Прежде всего, – начал он медленно, – в этой комнате слишком людно. Надо, чтобы все вышли отсюда.
– Уйдите все, – приказала Христиана.
Горничные и кормилица повиновались.
Оглядевшись, чтобы проверить, не остался ли еще кто-нибудь, Самуил заметил Гретхен. Она забилась в угол и, дрожа, смотрела на Самуила затуманенными от ужаса глазами, не в силах оторвать от него взгляд.
– Ей тоже надо уйти? – спросила Христиана.
– Ей в особенности, – ответил Самуил.
– Ступай, Гретхен! – приказала Христиана.
Не проронив ни слова, Гретхен стала отступать к двери, все еще не спуская с Самуила полных ярости глаз, нахмурив брови и вся напрягшись, словно в ожидании нападения.
Выскользнув из комнаты, она крикнула:
– Сударыня, берегитесь!
И громко хлопнув дверью, пустилась бежать.
Самуил и Христиана остались у колыбели с глазу на глаз.