Адская война
Шрифт:
Я колебался. Но невозможно было усомниться в искренности этого человека. Все — голос, взгляд, тон его речи — все свидетельствовало о глубоком и сильном чувстве, к какому я бы не счел способным китайца. Несомненно, этому человеку можно довериться. И, конечно, такое насилие, при подобных обстоятельствах, вполне допустимо.
Заметив мою нерешительность, он прибавил:
— Имейте в виду, что я не ставлю условием согласие на брак со мной, что я ничего не требую от нее. Клянусь в этом памятью моих предков! Вы знаете, что для китайца нет более священной
— Я верю вам, дорогой мой, — сказал я. — Хорошо, можете на меня рассчитывать. В случае надобности я окажу вам содействие.
Он уже уходил, когда у меня мелькнула внезапная мысль.
— Послушайте, а кто же заменит Пижона? Ведь его хватятся…
— О, это я устрою… Найти молодого человека, его лет, не так трудно. Это уж мое дело и я сумею его уладить. У вас, европейцев есть хорошее изречение: цель оправдывает средства…
С этими словами он ушел, оставив меня ошеломленным.
Еще день пыток и казней, потоков крови, изорванных тел, исковерканных членов, раздробленных костей, неистовых воплей, корчей и судорог!
Кончился и он, и над затихшей площадью спустилась ночь. Луна озаряла лес эшафотов с окровавленными останками жертв…
Внезапно я услышал голоса в нескольких шагах от себя. Я выглянул из своей телеги и увидел Пижона и Ванг Чао, с жаром уговаривавших мисс Аду. По ее жестам, по звуку ее голоса видно было, что она отказывается.
— Никогда, господин Пижон, никогда, — услышал я ее слова. — Если вы меня любите так сильно, то вы должны знать, что смерть не страшна, когда любишь…
— Смерть, мисс Ада, — отвечал Пижон, подавляя рыдания, — о, да! Но истязания, но пытки, но муки… Я соскочил со своей телеги и подбежал к ним.
— Бегите, мисс Ада, — сказал я. — Поверьте мне, поверьте Пижону, который вас так любит — бегите! Следуйте за этим молодым офицером. Он избавит вас от палачей. Послушайте нас! Спасайте свою жизнь, если не для себя, то для своего отца, для своей матери…
— Нет, мой дорогой, мой искренний друг, не принуждайте меня отказаться от смерти. Потеряв моего Томми, я потеряла все. Я рада последовать за ним…
— Но вы забыли о пытке, железной рубашке, о водяной змее… Поглядите на все, что нас окружает, на эти щипцы, колья, дыбы, плахи…
Она вздрогнула.
— Да, — простонала она, — я боюсь пытки. Но, дорогой друг, — тут она прильнула ко мне и прошептала мне на ухо, — вы можете дать мне смерть без страданий.
— Я?
— Да, вы! У офицера на поясе висит кинжал; схватите его и заколите меня. Я умоляю вас… вы избавите меня от пытки, от истязаний.
— Она права, права! — пронеслось у меня в голове — это единственный выход в ее положении…
Я быстро повернулся к ничего не подозревающему Ванг Чао, выхватил из ножен кинжал и поднял руку.
Но молодая девушка, очевидно, боялась, чтобы я не ослабел в последнюю минуту. Вся дрожа от жадного желания, она вырвала у меня кинжал и вонзила его в свою белую грудь. Я и Пижон бросились поддержать падающее тело; китаец выхватил кинжал из раны.
Между тем, стоны девушки, рана ее не
Несколько мандаринов явились на шум. Мне и Пижону снова надели колодки, а мисс Аду приговорили к пытке раскаленным железом и сожжению на костре. Еще живую, окровавленную девушку привязали к столбу; ноги ее упирались в железную решетку. Двое гномов принялись нагревать решетку, которая постепенно раскалялась. Неистовая боль вызывала стоны у истязаемой, заставляла ее метаться, судорожно переступать с ноги на ногу… Толпа хохотала, обезумевший Пижон, не обращая внимания на удары, сыпавшиеся на него, бешено проклинал палачей, я стискивал кулаки в бессильной ярости.
Потом наложили хворосту под решетку.
— Теперь ее сожгут, — мелькнуло у меня в голове.
— Как Жанну д'Арк, — пролаял один из палачей, заканчивая мою мысль. Конечно мне померещилось… Эти злые обезьяны не говорили по-французски.
Я был в бреду. Нелепые обрывки мыслей кружились у меня в голове. Мне вспомнились стихи из «Орлеанской Девы» Шиллера, я повторял мысленно великолепную страницу Мишле, посвященную описанию сожжения Жанны, вспоминал грубые, недостойные сцены шекспировского «Генриха VI»… Я тщетно гнал от себя это наваждение, литературные воспоминания назойливо теснились в моем расстроенном мозгу. У меня пронеслась даже уродливая, безобразная мысль: надо бы снять фотографию этой сцены для «2000 года»… Я положительно сходил с ума.
Хворост, обильно политый керосином, разгорелся; языки пламени, клубы черного дыма взвивались сквозь решетку. Но девушка уже не чувствовала муки: кинжал Ванг Чао сделал свое дело, хотя несколько поздно. Тело ее бессильно повисло на веревках, голова упала на левое плечо — она была мертва, палачи жгли труп.
Пижон рыдал, как безумный; слезы застилали мне глаза.
Между тем взошло солнце, и площадь снова огласилась воплями истязаемых.
Нас — меня и Пижона — потащили в Александровский сад, наполненный плахами; здесь тоже казнили и пытали.
Одних жгли фитилями: сначала лицо, потом грудь, живот; других коптили в дыму; какой-то рослый молодец в четырехугольной клетке мучился на острых кольях, подпиравших его подбородок; он тщетно вытягивался на цыпочках, корчась от боли.
Я чувствовал, что наступает и наша очередь. Четырехдневная моральная пытка должна была закончиться пыткой физической.
Но мне еще предстояло видеть казнь моего верного Пижона.
Он был довольно далеко от меня и я крикнул ему:
— Прощайте, друг мой, постараемся сохранить мужество до конца. Я боюсь ослабеть в последнюю минуту, но буду держаться, пока хватит сил…