Адский поезд для Красного Ангела

Тилье Франк

— Комиссар, мне кажется, вы выходите за рамки допустимого.

— Возможно, нас здесь не было бы, если бы вы сообщили нам то, чего мы от вас ожидали.

— А чего вы ожидали?

— Непохоже, что Манчини — мальчонка без роду без племени… Или я ошибаюсь?

Голова втянулась в плечи. Черепаха, старающаяся защититься от кошачьей лапы.

— Мы набираем своих студентов по документам среди лучших, а тех, чьи результаты похуже, — по конкурсу. Три года назад Манчини был принят по конкурсу. Как вы можете догадаться, мы не собираем информацию о наших студентах. К чему бы нам

этим заниматься?

— Так что насчет Манчини?

Он перешел на шепот:

— Это племянник Торпинелли!

— Воротилы секс-индустрии?

Было похоже, будто от моего вопроса у него в ушах зазвенели осколки стекла.

Он скривился:

— Да. По материнской линии. Мы пытаемся не разглашать этого. Вы не можете себе представить, как учебные заведения следят друг за другом, пользуются малейшим поводом, чтобы отличиться перед предприятиями, которые нанимают наших воспитанников. Стоит им узнать, что у нас за партой сидит член семьи Торпинелли, — это нанесет непоправимый ущерб нашему имиджу. Мы недвусмысленно уведомили Манчини о необходимости помалкивать о своих корнях…

— Иначе что? — перебил его Кромбе.

— Это вас не касается… До настоящего времени все было хорошо. Но мы совершенно не понимаем, почему он оказался здесь, учитывая колоссальное состояние его семьи. Возможно, неодолимая жажда знаний, или он хочет самостоятельно встать на ноги, или же, наконец, ему отвратительно все, что связано с сексом…

— Я был бы удивлен, — вставил Кромбе.

Прежде чем ответить, директор посмотрел на него своим полуприкрытым, как у варана, глазом:

— В семье Торпинелли очень сильны родственные связи, и Альфредо мог бы до конца своих дней жить на банковские проценты… Вам известно, что он уже платит налог на капитал? Все это меня поражает…

— Где можно увидеть его родителей?

— В Штатах. Им вместе с дядей и его сыном принадлежит восемьдесят процентов рынка сексуальных услуг в Интернете. Ежегодно через их руки проходят миллионы и миллионы долларов. Ни одного нового сайта не появляется без того, чтобы эти хищники не наложили на него свою лапу.

— Мы зашли к Альфредо в общежитие Сен-Мишель. Но его там нет. Ни там, ни на розыгрыше. Может, у вас есть какие-нибудь соображения?

— У его родителей есть вилла в Ле-Плесси-Робинсон. Великолепное имение, большую часть года пустующее… Возможно, Альфредо там.

— Вы уверены, что больше ничего не хотите нам сказать?

— На сей раз я вам все выложил. — Он направился в коридор, но еще раз обернулся. — Надеюсь, вы припарковали свой полицейский автомобиль не у нашего здания? Это сослужило бы моему учебному заведению дурную службу.

Прежде чем сесть в машину, я объявил:

— Ладно, отдаем жесткий диск в SEFTI. Надеюсь, это нас куда-нибудь выведет. Как думаешь, много времени им потребуется?

— Фактор удачи играет важную роль в восстановлении файлов. Дело может пойти быстро, а может занять несколько дней. Вроде пазла из шести тысяч частей, пропущенного через газонокосилку. Если лезвие расположено достаточно высоко, вы получите пазл почти нетронутым, если же низко — я не гарантирую вам хорошего состояния его частей…

* * *

Пронесшись

вихрем через помещения SEFTI, мы взяли направление на Ле-Плесси-Робинсон.

Ле-Плесси-Робинсон представлял собой нечто наподобие рая поблизости от горнила парижского ада. Когда бродишь по его оживленным торговым улочкам, словно бы переносишься в размеренную жизнь деревушек Иль-де-Франса былых времен. Нам с Сюзанной нравилось ощущение этой небесной сини всего в шести километрах от бури. К сожалению, в тот день времени не было ни на прогулки, ни на воспоминания…

Мы проехали вдоль пруда Кольбер и парка Анри-Селье и обогнули шестигранную угловую башенку, обозначающую территорию жилого квартала. Мы восторгались роскошными фасадами домов, их сверкающими цинком и черепицей под ярким светом, крышами а-ля Мансар, [46] коваными балконами и просторными, размером с мою парижскую квартиру, карнизами.

Вилла, расположенная среди хвойных деревьев с длинными тонкими стволами и дубов, с полуциркульным фронтоном и огромными окнами тянулась к небу. В аллее возле открытых ворот, словно напоказ, был выставлен «Ауди-ТТ». Мы припарковали свое корыто возле ограды и поднялись на мраморное крыльцо.

46

Франсуа Мансар (Francois Mansart или Mansard; 1598–1666) — французский архитектор, крупнейший мастер элегантного и сдержанного французского барокко.

— Черт! — пробурчал Кромбе. — Вот ведь, купаются в роскоши…

Мы постучали в дверь, ответа не последовало. Повернув ручку, я заметил:

— Слыхал? Нам сказали войти!

— Но… Нет, я ничего не слышал…

Я нахмурился. Он исправился:

— Да, кажется, я тоже что-то слышал, если подумать… Да! Он точно приглашает нас войти.

Дверь оказалась не заперта. Перед нами открылась убегающая вглубь дома анфилада комнат. Мы обогнули бассейн с подогревом под стеклянной крышей.

Безжизненное тело Альфредо Манчини мы обнаружили в спортзале. Максимально утяжеленная олимпийская штанга для жима лежа расплющила ему гортань, и изо рта свисал синий язык цвета лаванды. Его руки были судорожно сжаты, словно в последнем усилии он пытался сбросить штангу в сторону, чтобы освободиться от ее железной хватки.

— Похоже, мы опоздали, — счел нужным констатировать Кромбе.

— Знаешь, тебе бы прорицателем быть.

В приступе ярости я рванул штангу из ее хромированной стойки и с силой швырнул на пол из пеноматериала.

— Вот сволочь! Дерьмо чертово! Предупреди Леклерка, вызови Ван де Вельда и лейтенанта из научно-технического подразделения полиции! Я свяжусь со следственным судьей, чтобы затребовать вскрытие тела!

— Спокойно, комиссар! Все говорит за то, что это несчастный случай. Разве нет? Он был в спортивной форме и кроссовках, может, ему стало плохо. Знаете что? Года четыре назад я качался. И не скажу вам, сколько раз я вот так же валялся со штангой поперек груди.

Я подошел к остывшему телу: