Адвокат вольного города 12

Кулабухов Тимофей

— Я Кай-Мин, можешь называть меня Молодая Луна. Больше вопросов нет?

— Думаю, вопросов будет тысяча, но… Технического характера.

Шаповалов согласно кивнул. У него на лице было написано, мол, по мне так хоть золотой патефон, если его надо заказать, я закажу и доставлю.

— За то, что мне пришлось тратить время на болтовню, вечером ведёшь меня в тот ресторан в другом городе, — она ткнула в меня пальчиком с маникюром.

— Гм. Ладно.

— Ты не понимаешь, я была в нём не в платье. Мне нужно закрыть

гештальт, покушать там чистой и опрятной, в красивом платье. Ты можешь доставить меня туда и уходить, если хочешь.

— Ты знаешь, что такое гештальт? — удивился я.

— Нет, мы в лагере лопухом подтираемся и ходим в шкурах с каменными топорами. У нас есть школа, между прочим, очень хорошая.

— Школа — это мысль. Ладно, во сколько за тобой зайти, Молодая Луна?

— Так-то лучше. В семь вечера будет нормально. У тебя есть часы, Аркадий?

— Нет, а что такое часы? Я узнаю время по солнцу. Когда рисунки на стене моей пещеры освещает солнце, значит пришло утро.

— Сарказм, да?

Глава 3

Тот, кто приносит новости

— Мы с тобой, Ефимыч, многого возили, — Фёдор Иванович привычно проверял самолёт перед взлётом. — Но сегодняшний груз — это что-то особенное.

— Ну да, гроб с трупом для нас совершенно нетипично. С другой стороны, обычно покойник — это плохо. Про мёртвых принято говорить или плохо, или ничего.

— В оригинале было, — Фёдор проверил ход руля высоты, — de mortuis aut bene, aut nihil nisi verum. О мёртвых или хорошо, или ничего кроме правды.

— Короче про этого чёрта из табакерки ничего доброго не скажешь. Кувват-бий не любил детей, был жадным, трусливым, подлым и гонялся по лесам за алтайцами, чтобы пытать их, медленно распиная на сосне. Короче, Кабыр красавчик, что пристрелил его.

— С первого раза попал?

— Все разы с первого раза.

— Это как?

— Он тринадцать ногайцев положил. Каждого с первого выстрела, большая часть — попадания в голову. Я ему кучу денег должен, а если точнее, по стольнику за двенадцать и три с половиной за Куввата, итого четыре тысячи семьсот рублей. Плюс ещё он ружей натрофеил, сдал в лавке, Энфилдов.

— Молодец.

— Не завидуй, ваше семейство на всей это истории тоже неплохо поднялось, включая золотую пыль от распила сам знаешь чего.

— Да, мы все такие. Кому война, а кому мать родна.

— Неправда, вы народ мирный. И Кабыр — человек мирный, ему это радости не приносит. Но как итог, он молодец, ногайцы теперь приуныли без командования.

— А те англичане, что ты засёк по рации?

— Попали в засады, но сбежали, понеся потери. Де Жерс совершал нападения, пока они не прошли маршем двести километров на юг. Сейчас окопались в древнем капище, я теперь думаю, как их оттуда достать.

— Ну двигатель в порядке, — из ангара вышел Иван Иванович, — хотя ему уже по-хорошему

нужна капиталка. Топливо по полной, гроб закреплён.

— Мы тоже всё проверили, — Фёдор Иванович надел шлем-маску, я последовал его примеру.

— Тогда от винта?

Иван Иванович убрал стояночный тормоз собственного изготовления и дал команду «от винта».

Фёдор привычно завёл двигатель, я думал о своём, автоматически повторяя движения за ним, держа руки на руле, педали не трогал.

Покойник в гробу выглядел солидно, если не сказать, красиво.

Я вообще испугался, что чего-чего, а похоронных дел мастеров в городе не было. Но внезапно помогли казаки. Двое из них у Вьюрковского занимались за сдельную плату похоронами и прочими скорбными делами.

Они мёртвого Куввата, а мёртвым я его считал куда полезнее, чем живым, накачали лошадиной дозой формалина, и зачем-то, спиртом, выданным Игорем из обширных заводских запасов.

Потом похоронщики его, что называется, опытной рукой помыли, переодели в чистую одежду из его же запасов седельной сумки (Кабыр отдал вместе с трупом), причесали, даже натерли ваксой ремень и почистили кольца на пальцах. Ну, те кольца, которые они же не спёрли.

В итоге Кувват выглядел как жених на свадьбе, а не как человек, которому Кабыр прострелил верхнюю часть головы, пока тот удирал от нападения франтирёров.

Гроб тоже собрали они, обработали рубанком, покрыли оружейным лаком. Просто и со вкусом.

Обошлась мне вся эта история в триста девяносто рублей, причём они даже предоставили мне калькуляцию.

От калькуляции, составленной толково и явно не в первый раз, у меня созрел к ним вопрос:

— Скажите честно, вы после войны собираетесь похоронное бюро открыть?

— Да, барин, есть такая задумка. Но и земля казачья нам потребна.

— Я обещал землю, значит её всем дадут. Даже погибшим казакам.

— А как Вы её мёртвым вручите?

— Никак. Мы отыщем родственников и сообщим, что им принадлежит земля, пусть приезжают и наследуют, живут и почитают покойного, а то с их точки зрения, вы все каторжане беглые, а вообще-то вы все алтайские казаки и старых грехов на нас нет.

— Это радостно слышать. Как бы нам наши денежки получить?

А теперь мы взлетали.

— Иваныч, — спросил я после набора высоты, причём вопрос задавал в шлем, Иван Иванович оборудовал оба шлема внутренней связью.

— Да. Всё штатно, ветер боковой, но терпимый.

— Я не про это. Ты считал, сколько уже часов налетал?

— Я первые сто полётов считал, записывал, а потом задолбался и бросил. Несколько сотен, не меньше, ведь выполнены уже сотни рейсов, иногда по два-три в день, любой больше часа

— Ну да, опыт у тебя будь здоров. А нужен нам новый самолёт? Или ещё какой летательный аппарат? Я у имперцев видел кеппер.