Адъютант императрицы

Самаров Грегор

— Говори скорее! — приказал Орлов, сбросив с себя мундир и ложась на диван. — Ты знаешь, что я очень щедр, когда хочу вознаградить верного слугу. Что же задумал этот Маленький упрямый подпоручик Мирович, в жилах которого течет казацкая кровь?

— Эта кровь придает ему дьявольскую силу, — заметил Ушаков, — то, что он задумал, ужасно, чудовищно!

Довольная улыбка заиграла на губах Орлова.

— Так рассказывай, — проговорил он, выражая лицом скорее удовлетворение достигнутой целью, чем напряженное любопытство.

Ушаков боязливо и застенчиво рассказал свою беседу с Мировичем; слушая его, Орлов

несколько раз кивал головою, как будто сообщение Ушакова полностью совпадало с его желаниями и ожиданиями.

— А теперь, — так закончил офицер, — как прикажете, ваша светлость, поступать мне в таком серьезном и роковом вопросе? Осмелюсь просить вашу светлость отправить бедного Мировича, у которого его несчастная любовь и разбитые надежды помутили рассудок, еще сегодня же в какой-нибудь отдаленный гарнизон, тогда будет устранена всякая опасность и несчастный будет спасен от последствий своих ужасных мечтаний. Отправьте его в армию фельдмаршала Румянцева; для него будет лучше пасть в бою с турками, чем попасть на эшафот, благодаря своим преступным планам.

Орлов молча и задумчиво лежал на диване.

— Так ты думаешь, — проговорил он спустя некоторое время, — что опасность существует действительно? Что этому безумцу действительно удастся вызвать восстание среди шлиссельбургского гарнизона и освободить узника?

— Василий Мирович пользуется огромным влиянием, — ответил Ушаков, — он сострадателен и щедр и не обращает внимания на мелкие проступки солдат; те обожают его и слепо верят ему. Им не известно, кто заключен в каземате крепости; и если Мирович скажет им, что они стерегут потомка Петра Великого, который уже в колыбели был императором, то ему будет нетрудно разжечь их и заставить пойти на самое отчаянное предприятие. Он обещает наградить всех щедро, если предприятие удастся, и я считаю этот план выполнимым. И опасность, по моему мнению, будет велика, если Иоанн Антонович будет выпущен на свободу и покажется народу. Поэтому я прошу вас, ваша светлость, как можно скорее удалить Мировича; до сих пор он еще ничего преступного не сделал, за мысли же судить нельзя; для него будет высшей милостью, если воспрепятствовать ему при их осуществлении или хотя бы даже при попытке к этому.

— Нет, — сказал Орлов, — это было бы глупо; в другом месте он может быть опаснее, чем там, где его знают и где за ним, наблюдают.

— Ваша светлость, — снова начал Ушаков, — если вы довольны моею службою, то дайте приказ об аресте Мировича, чтобы я мог остановить этого несчастного при его первой попытке привести в исполнение задуманный план.

— Нет, нет, — проговорил Орлов, по–видимому приводивший в порядок свои мысли, — нет, нет! Я тобою доволен, Павел Захарович, но столь важное дело я не могу поручить твоему усмотрению.

— Как будет угодно вам, ваша светлость! — произнес Ушаков, несколько уколотый отказом фельдцейхмейстера. — Но как должен я поступать? Осмелюсь просить вас, ваша светлость, дать мне определенные приказания и точные инструкции.

— Верно, верно, Павел Захарович, слушай же, — проговорил Орлов. — Пока тебе ничего не надо делать, наблюдай лишь за каждым шагом Мировича; постарайся снискать его доверие, чтобы он делился с тобою каждою своею мыслью.

— А я в свою очередь буду стремиться отговорить его от своего плана, — воскликнул

Ушаков, — и доказывать ему всю несбыточность его мечтаний.

— Постой, Павел Захарович, это было бы неразумно, так как в таком случае он не стал бы больше доверять тебе. Наоборот, тебе следует соглашаться с ним, предоставить себя в его полное распоряжение — понимаешь? Он должен считать тебя своим единомышленником, своим товарищем, чтобы сообщать тебе все, что он собирается делать, ты будешь повиноваться и слепо исполнять все его поручения.

— О, ваша светлость, вы знаете, насколько я всегда готов служить вам и нашей всемилостивейшей государыне, но мне тяжело будет повиноваться Мировичу и его преступным замыслам; к тому же он всегда был моим другом и никогда ничего дурного не причинил мне. И потом, — прибавил офицер, бледнея, — если я на самом деле стану исполнять его поручения, не окажусь ли я его соучастником и не попаду ли тогда на эшафот?

— Как можешь попасть ты на эшафот, — возразил Орлов, — раз ты исполняешь мои поручения?

— А если вы, ваша светлость, забудете обо мне?

— Ты глуп, Павел Захарович, — проговорил Орлов, с насмешливой улыбкой взглядывая на возбужденное лицо Ушакова. — Да, ты глуп, потому что тебе приходят подобные мысли. Если бы я не хотел защищать тебя, то что мешает мне сейчас арестовать тебя, как соучастника Мировича, который, по твоему собственному признанию, разговаривал с тобою о своих преступных намерениях? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь потребует отчета от Григория Орлова, если он отчислит поручика Ушакова от Смоленского полка и пошлет в Сибирь?

Ушаков содрогнулся; он всем существом понял ужасающую истину слов Орлова и покорно склонил голову.

— Теперь ты видишь, — продолжал Орлов, — что тебе нужно буквально исполнять мои приказания, так как только я могу защитить тебя и вознести к почестям и богатству.

— Я буду исполнять все, что прикажете вы, ваша светлость, — глухим и дрожащим голосом проговорил Ушаков.

— Ты же в свою очередь будешь сообщать мне все, что замышляет Мирович. Понимаешь? Все! — Ни одна мелочь не должна ускользнуть от меня. Я позабочусь, чтобы ты регулярно доставлял сюда рапорты коменданта Шлиссельбургской крепости.

— Я забыл доложить вам, ваша светлость, — сказал Ушаков, — что Мирович помышляет приобрести здесь, в столице, в гвардейских казармах товарищей, чтобы, когда освобождение царственного узника совершится, немедленно же провозгласить его среди здешних солдат императором.

— Ей–Богу, этот маленький Мирович не так глуп, — воскликнул Орлов. — И есть у него надежда найти здесь поддержку?

— Он дал мне поручение, — проговорил Ушаков, — потолковать об этом с одним поручиком… артиллеристом Семеном Шевардевым.

— Сделай это, сделай! — воскликнул Орлов. — И скажи мне затем, чего ты достиг!

— Кроме того, Мирович дал мне еще письмо к актрисе Аделине Леметр, но оно чисто любовного содержания и не имеет никакого отношения к его замыслу.

— Как плохо знаешь ты свет! — возразил Орлов. — Дай сюда записку, мы посмотрим, о чем идет там речь; нити всех политических заговоров всегда находятся в руках женщин.

Ушаков передал графу письмо. Орлов при своей пылкой, дикой натуре вскрыл его без особых предосторожностей и медленно прочел.