Адъютанты удачи.

Вербинина Валерия

На берегу моря она различила одинокую фигуру. Человек стоял у самой кромки прибоя и вглядывался куда-то в даль.

Особый агент нумер два моментально приняла решение. Привязав лошадь к кипарису, она двинулась к морю, время от времени оборачиваясь на окна виллы, чтобы ненароком не схлопотать пулю между лопаток. Однако в большом белом доме все было совершенно спокойно, и Полина, немного приободрившись, успокоилась.

По мере того как она подходила ближе, фигура неизвестного на берегу обретала все более определенные очертания. Это был немолодой уже человек, невысокого роста, с совершенно седыми волосами, в поношенном сером сюртуке и темных панталонах. Он стоял, заложив руки за спину, и глядел на море. Казалось, ничто больше не волновало

его.

Влажный песок скрадывал шаги, и Полине удалось подобраться к неизвестному почти вплотную.

– Месье Полан? – спокойно спросила она, стараясь унять бешено бьющееся в груди сердце.

Человек медленно обернулся. И в это мгновение мадемуазель Серова испытала самое большое потрясение в своей жизни.

Все разрозненные детали головоломки вмиг встали на место. Теперь Полина знала все. Но самое главное, что и Видок, и она, и Алексей с самого начала оказались на неправильном пути.

Ибо человек, стоявший перед ней, не имел никакого отношения к сокровищам французской короны. Да и не мог его иметь. Ибо он сам был сокровищем, таким, перед которым меркли золото и камни, как, впрочем, и любые другие земные блага. Эти светлые глаза, которые спокойно мерили взглядом потрясенную до глубины души Полину, видели пожар Москвы и солнце Аустерлица, битву при Ватерлоо и уединенный домик на острове Святой Елены. Они видели победы и поражения, почести и поношения, какие не снились никакому другому земному властителю. Тень целой эпохи уместилась в них, и этой эпохой был не кто иной, как император французов Наполеон Бонапарт.

Глава 33

Смятение чувств. – Человек и море. – Самый странный разговор в жизни мадемуазель Серовой

В голове у Полины творился невообразимый хаос.

Так вот что означала карандашная пометка на мятом конверте! «ИН» были не инициалами, а всего лишь сокращением от «император Наполеон». Письма из шкатулки начинались с обращения «Дорогая Эжени»… Бернардиной-Эжени-Дезире Клари звали первую невесту лейтенанта Бонапарта, ту, которую он позже отверг из-за Жозефины Богарне и которая сейчас является шведской королевой Дезидерией [21] . А почему переписка велась именно с Римом? Боже мой, ведь в Риме жила его мать Летиция! Она скончалась 2 февраля, о чем говорилось во всех газетах… Вот поэтому-то в феврале из Рима исчезает Мертель-Карон, которому уже больше не надо было передавать письма матери и сына, и сам «месье Полан» из осторожности меняет место жительства. Месье Полан! Синьор Альпоне! Господи, а Полина еще так гордилась тем, что кое-что смыслит в шифровании! Как же она не догадалась, что обе фамилии составлены из букв имени Наполеона? Все было так просто – но каким сложным казалось…

21

Дезире Клари (1777–1860) – жена наполеоновского маршала Бернадотта (1763–1844), который был усыновлен шведским королем и стал его преемником под именем Карла XIV. Именно от Бернадотта и его жены ведет свое происхождение нынешняя королевская династия Швеции.

Но тут Полина увидела глаза императора и поняла, что самые трудности только начинаются, потому что надо было хоть что-нибудь сказать, а она никак, ну никак не была готова к разговору. С Видоком, к примеру, девушка не церемонилась и в его присутствии не лезла за словом в карман, но то был Видок, а здесь…

– Ой, – вырвалось у Полины, и она окончательно смутилась и покраснела.

– Я знал, что кто-нибудь когда-нибудь непременно меня отыщет, – с расстановкой проговорил человек, стоявший на берегу. – Кто вы, мадемуазель?

Полина не знала, хочется ли ей провалиться под землю – или, наоборот, она не пожелала бы поменяться местами ни с кем из живущих. Девушка глубоко вздохнула. У человека, который стоял напротив нее, заложив руки за спину,

был глуховатый, отрывистый голос. «Не может быть, чтобы все это не было сном, – метались мысли Полины. – Ведь Наполеон умер, скончался на острове Святой Елены много лет назад, в 1821-м. И вот он здесь. И разговаривает со мной. Или я схожу с ума?» Но, постаревший, с изможденным лицом, на котором жили только пронзительные серо-голубые глаза, император не утратил сходства с портретами, бюстами и гравюрами, запечатлевшими когда-то его изображение, и Полина, видевшая лишь некоторые из них, узнала бы его из тысячи.

– Кто вы? – повторил император свой вопрос, так как Полина молчала, собираясь с мыслями.

– Мое имя ничего вам не скажет, ваше величество… сир, – быстро поправилась она, вспомнив, как надо титуловать императора. И тут же призналась: – Вообще-то меня зовут Полина Серова.

– Это действительно мне ничего не говорит, – спокойно заметил Наполеон. – Вы приехали из России?

– Да, ваше вели… сир. Все так странно получилось… Эти письма, и сокровища, и…

Наполеон досадливо передернул плечами, и Полина сообразила, что объясняется слишком путано для того, чтобы ее могли понять.

– Что за письма? – Император говорил, бросая слова, как камни, словно и разговор, и сама собеседница навевали на него невыносимую скуку.

– Те, которые вы писали в Рим. – Полина глубоко вздохнула. – Вы слали их своей матери, но не могли адресовать их ей прямо, а писали на имя некоего Мертеля, который жил в Риме под фамилией Карон. На полке у него стоял ваш бюст, – вспомнила Полина. – Но однажды конверт, надписанный вашей рукой, попался на глаза одному человеку… бесчестному человеку. И тот узнал ваш почерк. Он достал ваши старые письма к Дезире Клари, сравнил и убедился, что вы живы, а не умерли и похоронены на далеком острове.

Наполеон слегка поморщился.

– Мои письма…

– Да, сир.

Человек, воскресший из мертвых, неожиданно принял какое-то решение. Он повернулся и посмотрел Полине прямо в глаза, и молодая женщина невольно поразилась энергии, сверкавшей в его взгляде.

– Ну что ж, вы добились своего, – бросил император. – Можете убить меня.

– Убить? – поразилась Полина.

– А разве вы не за тем приехали?

Даже после долгих лет жизни во Франции в речи императора слышался итальянский акцент, который становился заметнее, когда тот волновался.

– Нет, – сказала Полина, глядя на своего собеседника во все глаза. – Я даже не знала, что это вы, пока не увидела вас.

Девушка замялась, мучительно подыскивая слова, которые могли бы объяснить, как и зачем она оказалась здесь.

– Все очень запутано, – промолвила наконец Полина извиняющимся тоном.

– Верю, – усмехнулся император. – Тот человек, к которому попали мои письма… как его зовут?

– Эпине-Брокар. Он…

– Вот оно что, – медленно проговорил Наполеон. – Да, какой-то француз с двойной фамилией приезжал сюда, в Ниццу, некоторое время тому назад. Но к моему дому он не приближался.

– Наверное, ограничился наблюдением издали, – почтительно предположила Полина. – Я так думаю, сир.

Наполеон улыбнулся.

– Уже много лет ко мне никто так не обращался. Для всех добрых жителей Ниццы я просто синьор Альпоне, генуэзец на отдыхе. – Император вздохнул. – Здесь красиво. Я служил здесь когда-то, и с тех пор тут мало что изменилось [22] . Немного напоминает Корсику, хотя, конечно, совсем не то.

У Полины сжалось сердце. Так вот почему затворник жил на побережье, откуда до его родного острова рукой подать, вот почему с такой тоской смотрел на море, отделявшее его от земли предков, где он провел свое детство.

22

Наполеон находился в Ницце в 1793 году, когда служил там в 4-м артиллерийском полку.