Аэроплан-призрак
Шрифт:
Окликнутые по всем правилам гребцы ответили:
— Мы направляемся к вам и везем человека, которого здесь ожидают.
— Как его зовут?
— Брумзен.
Фон Краш в это время находился на палубе. Услышав это имя, он радостно закричал:
— Причаливайте, причаливайте! Брумзен! Я жду вас с нетерпением!
Минуту спустя лодка стала возле яхты. На ней поднялась смутная человеческая фигура, взлетела по лесенке, с ловкостью клоуна вскочила на палубу и, встав перед немцем, спросила:
— Имею честь видеть господина фон Краша?
Последний
Брумзен был высокого роста, сухощавый, крепко сложенный человек лет сорока.
Пришельцу же едва исполнилось шестнадцать. А тут молодой метис с насмешливой физиономией, одетый в мексиканские панталоны с разрезами по бокам, украшенными золочеными пуговицами, опоясанный широким шелковым кушаком.
— Но ведь вы вовсе не Брумзен! — смог наконец выговорить шпион.
Тот поклонился и на странном наречии центрально-американского побережья, составленном из испанских, французских, английских и даже голландских слов, сказал:
— Молчи. Веди меня в свою каюту. Другим не нужно знать, зачем здесь я, не Брумзен.
Удивленный фон Краш, однако, спросил:
— По крайней мере как же тебя зовут?
— Мануэлито… Но это ничего не значит… Ты поймешь, только когда выслушаешь меня.
Добравшись до каюты, шпион открыл дверь и пригласил:
— Входи!
Немец и его посетитель были одни. Не дожидаясь вопросов, Мануэлито поспешно заговорил сам.
— Прежде всего я объясню тебе, почему Брумзен мне доверил, как доверяют родному младшему брату. Это необходимо.
И на знак согласия, сделанный его собеседником, он продолжил:
— Бог, которого почитают в моей стороне, в Эрринаке, имел на голове корону из этого металла. Однажды ночью я пробрался в храм и взял ее. Однако меня заметил священник и поднял тревогу. Вся деревня пустилась за мной по пятам… Так как я бросился бежать, понимаешь ли…
— Да. Продолжай.
— Я несколько опередил их, но они несомненно настигли бы меня, окружив длинной живой цепью, загородив путь со всех сторон. Загнанный в густой кустарник, я уже попробовал пальцем острие моей навахи, решившись спровадить на тот свет несколько человек, прежде чем паду сам, — как вдруг кто-то тронул меня за локоть. Я невольно вскрикнул и хотел было уже броситься с ножом, но меня остановил голос. Он говорил:
«Дай мне золотую корону. Когда твои преследователи поравняются с тобой, ты просто присоединишься к ним. Никто и не заподозрит, что ты вор. Я продам золото в Мериде и через пять дней, когда сумерки сойдут на землю, жди меня на опушке леса. Я передам тебе деньги».
— Этим человеком… — начал Краш.
— …был Брумзен. Он сдержал слово. Вчера я опять столкнулся с ним. Образованный человек, этот Брумзен, — проникновенным тоном заметил малый. — Неудивительно, как его слушаются в Па-Тунь… И следи не следи, а никогда не поймешь, где он обыкновенно находится. У него, значит, есть способ быть невидимым для человеческого глаза, так как все жители Эрринака всегда настороже. Я и пробормотал: «Ах, если это верно,
Он засмеялся. «Конечно! Но у меня есть кое-что получше того, что может дать самый выгодный грабеж. Боги четырех цветов открыли мне, где находится богатейший клад, и я должен встретиться с друзьями, которых известил об этом». — «Ну! Целая толпа не пройдет незамеченной!» — «Пройдет, так как боги указали мне подземный путь, о котором никто и не подозревает».
Затем господин хлопнул меня по плечу и сказал: «Если ты доверяешь тому, кто спас тебе жизнь, присоединись к нам. Тебе тоже достанется часть сокровищ».
…Кто бы мог подумать тогда, что сегодня утром… он уже будет мертв!
— Мертв?..
Из груди фон Краша вырвалось настоящее рычание. Известие о смерти соучастника поразило его в самое сердце.
— Да, мертв. Но перед этим он успел еще передать мне вот это.
Юноша вынул из кармана бумажник, до странности похожий на тот, который Триль забрал у Брумзена.
— Здесь план подземного пути, открытого господину богами четырех цветов, — набожно произнес метис. — Там изображены знаки, которые не дадут ошибиться и потерять дорогу. Но прежде, чем испустить дух, мой покровитель успел выговорить фразу, которую я должен вам повторить: «Остерегайтесь одного человека. Мне кажется, что моя смерть — дело высшей справедливости…»
Фон Краш побледнел, как полотно, и машинально провел рукой по лбу, на котором выступили капли холодного пота.
— Он это сказал? — заикаясь, спросил шпион.
— Да, сказал.
Немец стремительно поднялся, очевидно, приняв какое-то решение.
— Пойдем, Мануэлито, мне нужно послать несколько человек на берег. А ты прогуливайся по судну или спи, как хочешь. Сегодня ночью мы отправимся к подземной реке. Брумзен не солгал. С сегодняшнего дня ты начнешь зарабатывать на жизнь в свое удовольствие.
Он вышел на палубу. Метис видел, как он подозвал к себе нескольких матросов и что-то говорил им. Через несколько минут они все подошли к шлюпке. Каждый держал в руках внушительных размеров тюк. Шлюпку спустили на воду. Матросы разместились, и она отчалила, направляясь прямо в порт, огоньки которого виднелись напротив.
Фон Краш смотрел им вслед, пока шлюпка не исчезла в темноте, затем жестом созвал свою банду, привезенную из Бабельсберга.
— Предупредите пленников, чтобы были готовы сегодня ночью покинуть судно!
— Хорошо… Молодая девица сейчас на палубе с фрау Маргаритой.
— Этими займусь я сам. Предупредите остальных…
Прислужники шпиона бросились на лестницу, ведущую к каютам, а немец пошел на корму.
Там, недалеко от рулевого колеса, Эдит и Маргарита молча смотрели вдаль. В глубокой ночной тишине, прерываемой лишь мерным всплеском волн о борта яхты, похожим на дыхание гигантской груди, они ощущали отрадное успокоение. В продолжение целого дня несчастные раздумывали и мечтали о Франсуа, который жив и жаждет присоединиться к ним, спасти их.