Аэропорт
Шрифт:
На столе лежала стопка документов, призванная подтвердить необходимость такой старейшей графы в расписании, как «работа с документами». Как будто не существовало ни компьютера, ни айфона, ни Интернета.
МБЧ нехотя пробежал глазами один документ, потом второй. Бросил листочки назад, и в его облике появилось что-то неуловимо крысиное. Губы расплылись в том самом крысином подобии улыбки, обнажив мелкие ровные желтоватые зубы. Глазки сузились и снова налились свинцом.
— Гребаные пиндосы! Они заставляют всех наших партнеров бойкотировать Парад Победы! Эти твари копают под наш чемпионат! — Имелся в виду чемпионат
МБЧ вдруг вспомнил, как его герой и непререкаемый авторитет (невзирая на перегибы на местах) товарищ Сталин однажды заметил зарвавшейся в своем критиканстве Надежде Константиновне Крупской: «Мы можем найти товарищу Ленину другую вдову».
«Что ж, мы найдем других победителей войны. Свято место пусто не бывает. И в футбол найдем, с кем играть. Пепсикольную Олимпиаду в восьмидесятом провели, несмотря на бойкот, и ничего. Все были рады. И сейчас обойдемся. Была бы честь предложена, как говорила бабушка. Которая была бы дедушкой, если бы у нее...»
Он снова заулыбался, маленькие глазки его засветились. Но улыбка быстро слетела с его тонких губ, а крыса внутри Маленького Большого Человека вновь ощерилась и изготовилась к прыжку.
ГЛАВА VIII.
МИШКА-ПРОФЕССОР
...Еще многих всяких дураков радует
Бравое пенье солдат...
Пока разгружают все необходимое и пытаются разместить раненых внутри МТЛБ, Тритон и Профессор бегут по взлетке, прыгая через препятствия и уворачиваясь по наитию от пуль, ведь в запасе у них не так много жизней, как в компьютерной стрелялке.
— Стой, это где-то здесь, — кричит Профессор, и они замирают, присев за обгорелым остовом танка Т-64, переводя дыхание.
— Вот он, танкист! Как живой! — Профессор показывает рукой в сторону темного обугленного куска человеческой плоти, из которого торчит толстая обломанная желтая кость.
Тритон кладет на землю деревянный ящик от РПГ-26 [68] , открывает его. Профессор в матерчатых перчатках подхватывает бедро танкиста, бросает его в ящик. Они закрывают ящик, хватаются за железные ручки по бокам и на «раз-два-три» бегут назад.
68
Реактивная противотанковая граната.
Пуля проходит сквозь левое предплечье Профессора. Он выпускает ящик, падает на бетон, стонет и матерится. Тритон уже ползет к нему, оставив ящик позади.
— Мишка, ты как? Куда тебя?
— В левую! А-а-а-а-а. Б...дь. Придется ручками поменяться.
Миша поднимается. Они, пригибаясь, подхватывают ящик, теперь поменявшись сторонами, и снова бегут к своим. Левый рукав у Миши уже весь черный от крови. Он, как пробитый радиатор, оставляет на взлетке пунктиром свой темный мокрый след.
Добежав до машины, они роняют ящик. Миша падает рядом лицом вверх. Дышит громко, со стонами. Тритон наклоняется над ним.
— Давай я посмотрю.
— Потом, Тритон! Вяжи танкиста, а то зря помру!
Тритон ищет свободную раму, двигает в разные стороны руки и ноги убитых, находит, с трудом
Теперь танкист поедет домой к маме, или к жене, или к кому там должен ехать этот кусок ноги никому не известного мертвого солдата...
Профессор поднимается, чтобы ему помочь, и получает шальную пулю в висок, прямо под каску. Наповал.
— Миша, Миша! — кричит Тритон, колдует над ним.
Зовет Сергеича. Сергеич прибегает, снимает каску, качает головой. Миша-Профессор умер, спасая ногу мертвого танкиста.
В это время Степан-Бандер понимает, что всех раненых в МТЛБ уже не запихнуть. Понимает также, что это может быть последняя «чайка» на «материк».
Считает оставшихся снаружи. Еще шестеро! Стрельба с обеих сторон не стихает.
— Так, мужики! Це останнiй ваш шанс залишитися живими. По"iдете на бронi! Лягаймо акуратно. Сашко, тягни з каптьорки броники двохсотих! По додатковому бронику на ноги, вiд поясу! Тримаймося за рами! По"iдете як катафалк. Знiмаймо з наших двохсотих мiшки, щоб краше було бачити, що веземо [69] .
Бойцы, раненые и целые, отматывают мешки от рам, вытаскивают мертвецов и приматывают их кое-как назад к рамам и друг к другу. Тритон плачет, приматывает Мишу. Мишкина теплая кровь стекает по его лицу, по открытым застывшим глазам на руки Тритону.
69
— Так, мужики! Это последний шанс остаться в живых. Поедете на броне! Ложимся аккуратно. Саша, тяни из каптерки броники двухсотых! По дополнительному бронику на ноги, от пояса! Держимся парами! Поедете как катафалк. Давайте снимем с наших двухсотых мешки, чтобы было лучше видно, что везем.
Тритон падает на колени, срывает с себя каску, с силой бросает ее на бетон, срывает с себя автомат, со всей силы шмякает им о каску, запрокидывает голову и кричит, срывая голос:
— Еб...я война!!! Ненавижу!!! Ненавижу, б...дь, ненавижу!!!!
У него истерика. На войне это может случиться с каждым в любой момент. У киборга одна жизнь, и запасной головы у него нет. Сергеич обнимает одной рукой бьющегося в истерике Тритона, другой надевает на него каску и подносит ему к губам свою фляжку со спиртом, потом сам делает быстрый глоток и вытирает свои мокрые глаза тыльной стороной ладони.
Механ стоит рядом, жадно пьет горячий кофе из жестяной кружки. НЗ кипятка от Бандера, чтоб не заснул на обратном пути (Вода не доехала, вся осталась в сгоревшем БМП). Лицо черное. Глаза... даже не сказать, какие... Нечеловеческие.
— Казак, викликай менi п’ятдесятого росiян на "iхнiй частотi. Будемо терти за перемир’я. Iншого виходу немае [70] .
Бандер хочет поговорить напрямую с командиром прстовской десантной бригады русских, которая окопалась по периметру, отсекает транспорт и поддерживает огнем вылазки сепаров и чеченцев.
70
— Казак, вызывай мне пятидесятого русских на их частоте. Будем перетирать о перемирии. Другого выхода нет.