Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
Джонни вскочил со стула:
— Дики, это же замечательно! Ты знаешь, я сам только что об этом думал. Мне кажется, что это… что все это — попытки воскресить мертвого. Конечно, завтра начнется крупная операция с участием наших танков, сражение всеми нашими силами. Но я вновь не могу найти ответ — для чего все это? Помнишь наш разговор в вагоне? Ты обещал ответить мне, когда мы приедем. Дики, теперь мы здесь. Время идет. Я жду, Дики!
— Ответ? На какой вопрос?
— Ты притворяешься, будто забыл? Неправда! Я уверен, ты помнишь. Дики, хватит играть в прятки. Я решил твердо — и хочу знать, как ты к этому относишься.
Голос Джонни приобрел необычную твердость. Казалось, говорил не рассеянный и экспансивный Джонни Уолтерс, а какой-то другой человек — вдумчивый, серьезный и настойчивый. Дик Гордон заметил это — и удивленно остановился перед Джонни:
— Джонни, что-то ты слишком серьезно настроен. Думаю, еще рано решать такие вопросы. Время еще есть.
Он и не ожидал, что в ответ Джонни взорвется пламенной речью, словно вулкан:
— А, так ты считаешь, что я слишком серьезен? Еще рано решать? Время еще есть? Ладно! Вот мой ответ! Ты говоришь ерунду, Ричард Гордон — и мне стыдно тебя слушать. Да, да, не смотри на меня так угрожающе, не испугаешь. Ты говоришь, как трус, который прячется в своей собственной тени и думает, что скрылся с чужих глаз. Нет, не скрылся — я вижу тебя, вижу насквозь. Ты боишься того, о чем я тебе говорил тогда, в поезде. Ага, боишься! И из-за того, что боишься, — ты прячешься в кусты, говоришь о чести, о том, что, мол, еще рано…
— Но, Джонни…
— Никаких «но»! Ты говоришь — «слишком рано»? А ты не подумал о том, что если бы мы сделали это раньше — на фронтах пролилось бы куда меньше крови? Что каждый полк, который следует примеру Тома Даунли, своим поступком приближает дело к концу? А? Может, ты веришь, что мы разобьем большевиков?..
— Джонни, я не позволю…
— А мне, в конце концов, наплевать, позволишь ты или нет! Я должен сказать то, что думаю. Мне больно за тебя, Ричард Гордон. Ты — человек, которого я всегда уважал, ты — трус! Я уверен, что ты не можешь думать иначе, что мои мысли — это и твои мысли. Но я откровенно высказываю их, а ты прячешься. Зачем?..
Вдруг голос Джонни изменился. Он забыл о своем раздражении, он снова говорил с Диком, как с лучшим другом:
— Дики, зачем ты мучаешь меня? Зачем эта игра? Я не могу больше, мне тяжело. Надо кончать! Сколько тысяч человек сидят в окопах? Сколько убитых — и скольких еще убьют? Зачем? Ради чего? Скажем, завтрашняя операция закончится успешно. Хорошо. Но — это будет временная перемена, которая никак не повлияет на окончательный результат. Разве не так?.. Значит, мы неизвестно для чего будем и дальше служить делу уничтожения людей — ведь следующие бои будут еще кровопролитнее. Ну, Дики, скажи наконец, что же ты думаешь?
Дик Гордон колебался. Его лицо то светлело, то темнело. Руки за спиной нервно сжимались в кулаки. Но вот он подошел к Джонни совсем близко и сказал, глядя ему прямо в глаза:
— Так ты говоришь, что я трус? Что я прячусь?
Что-то трепетало и искрилось в его зрачках. Зеленовато-серые, они неожиданно для Джонни потемнели; веки были прищурены, голос звучал глухо и угрожающе. Джонни невольно сделал шаг назад:
— Да, я говорю, что…
— Нет, теперь ты послушай. Я буду говорить. Да, я действительно ошибся. Времени у
Быстрым шагом он подошел к телефону и снял трубку:
— Алло! Дежурного по гаражу. Да. Говорит лейтенант Гордон. Да. Подайте авто к штабу. Да, для меня. Нет, шофера не нужно, я поведу сам. Да. Немедленно. Все.
Гордон снова повернулся к Уолтерсу:
— Пойдем, Джонни! Там поговорим.
— Но куда мы едем?
— Там увидишь. А впрочем, чтобы ты не беспокоился, — мы едем на позиции, на нашу базу. Надо же готовиться к утренней операции?
Джонни пожал плечами: Дик Гордон вел себя как-то странно. Однако он накинул шинель и вышел вместе с Диком.
Перед дверью уже стоял автомобиль. Шофер вылез из машины, козырнул Дику и, не говоря ни слова, отошел в сторону. Дик Гордон сел за руль, Джонни легко запрыгнул на сиденье рядом с ним. Машина мягко двинулась, покачиваясь на поворотах. Автомобильные фары бросали вперед яркие лучи белого света, выхватывая из темноты то куски дороги, то обочину шоссе, то телеграфные столбы на повороте. Джонни с наслаждением потягивался под порывами свежего ночного ветра. Автомобиль мчался на восток.
Дик молчал, уверенно управляя машиной, набравшей уже большую скорость: спидометр показывал 120 километров в час. И, когда удары ветра превратились в дикий вой озлобленного, раздраженного скоростью воздуха, Дик, не поворачивая головы к Джонни, начал говорить, притормаживая на поворотах и внимательно вглядываясь вперед:
— Нет, Джонни, я не трус. Вовсе нет. Правда, мне трудно освоиться с мыслью, что… что я попаду в лагерь советских войск. Я не знаю, как меня там встретят. Но ты верно сказал, что… что твои мысли — это и мои мысли. Это так. Только я намного сдержаннее тебя — ты сам хорошо это знаешь. Когда… когда ты уже говоришь, я еще обдумываю. Вот, мы мчимся к нашей базе, к моим танкам. И я все еще думаю. Я не знаю…
Лучи фар выхватили из темноты фигуру часового, стоявшего посреди дороги, далеко за поворотом. Дик нажал на педаль тормоза. Машина пошла медленнее и остановилась возле поднявшего руку часового. Дик выглянул из машины. Он показал караульному синюю бумажку — пропуск, поднеся ее к свету фары. Часовой кивнул головой и отошел. Машина двинулась дальше.
Но Дик снова замолчал. Дорога поворачивала то вправо, то влево; она изгибалась, словно змея. Еще несколько минут, и Дик остановил автомобиль возле приземистого здания с большими воротами. Двигатель смолк. И тут оба услышали далекий рев артиллерийских залпов — это грохотал фронт.
Дик вошел в здание. Его встретил офицер с молодым, усталым лицом:
— Разрешите доложить, господин командир, на базе все в порядке.
— Ясно, — ответил Дик. — Отдайте приказ вывести танк С-613. Да, да, мой танк. Я проведу небольшую разведку вместе с сублейтенантом Уолтерсом.
— Есть!
Дик снова вышел из здания. Джонни тихо спросил:
— Какая разведка, Дики? Что ты говоришь?
— Тебе не все равно? Молчи! — так же тихо ответил Дик.
С приглушенным лязганьем, тяжело поворачиваясь на резиновых гусеницах, из-за угла низенького строения показался приземистый танк. Его странный силуэт лишь угадывался в темноте. Дик Гордон отдал последний приказ офицеру:
— Я должен вернуться через час-полтора. Сигнал начинать операцию подам лично. Имейте в виду.