Афанасий Никитин. Время сильных людей
Шрифт:
Михаил накинул узду на гнедого, затянул подпругу и, не касаясь стремени, запрыгнул в седло белого. Афанасий приторочил мешок с добычей к седлу гнедого и взгромоздился сверху.
— Ну что, Афоня, с богом? — Михаил широко перекрестился.
Афанасий кивнул и перекрестился тоже. Тряхнув поводьями, ударяя пятками в бока коней, пустили их в галоп.
Белый сразу вырвался на полкорпуса вперед. Перемахнул через стриженые заросли кустарника. Гнедой вломился в них, раздвигая грудью, как корабль волны. Вынес Афанасия на дорожку перед посольством. Михаил был уже там, вертясь в седле, он пытался
Друзья миновали открытые для шахской стражи ворота и поскакали вниз, к порту, слыша за собой шум погони и рев пламени. Кто-то в посольстве свернул поставец со свечой. Занялись ковры и занавеси. Красный петух пошел гулять по дому, выжигая внутренности.
— Так тебе и надо, гнездо предательское! — оглянулся Афанасий со злорадством и заметил, что друг почти не держится в седле, кривясь на один бок. — Мишка, ты что?!
— Зацепили, похоже, — ответил тот.
— Вельзевул тебя забери! — ругнулся Афанасий. — Продержишься еще?
— Продержусь. Да не стой, поехали.
Афанасий подхватил поводья белого и погнал лошадей к морю, правее порта. Доехав, остановил, слез, принял на руки уже почти не шевелившегося Михаила и, хлопнув по крупам, отправил скакунов по дороге вдоль причала, чтоб хоть ненадолго увели за собой погоню.
Прижав к себе, он понес обмякшего друга в другую сторону. Притащил к какой-то расселине в камнях. Втиснул, устроил его поудобнее. Взглянул в лицо и ужаснулся. Щеки Михаила запали, лицо побледнело, вокруг глаз образовались темные круги. Афанасий задрал рубаху и отвернулся, не в силах сдержать слез.
— Что, совсем плохо? — спросил Михаил тусклым, нездешним голосом.
Афанасий в ответ только кивнул.
— Ничего, — как-то слишком беззаботно сказал Михаил. — Я знал, на что шел. Слушай, Афоня, водички принеси.
— Нельзя тебе, — сдавленно пробормотал Афанасий.
— Пустое, — отмахнулся Михаил. — Меньше промучаюсь.
Афанасий снял с головы неизвестно как удержавшуюся на ней тюбетейку и сбегал к журчащему неподалеку ручью, зачерпнул, вернулся, поднес ее к губам друга, казавшимся черными на бледном лице. Дал сделать пару глотков. Отобрал.
— Гад ты, — беззлобно пожурил его Михаил. — Хотя… За то, в чем я тебе сейчас сознаюсь, ты сам меня удавить должен.
— Сознаешься? В чем? — не понял Афанасий, приглядываясь: не бред ли умирающего?
— Неспроста я тебя в это дело втянул, — начал Михаил.
— Да понятно, что неспроста. Хотел, чтоб мы тебе прикрытие обеспечили. А ты не бредишь, часом?
— В уме я. И говорил не все. Не по купеческим делам послал меня великий князь Тверской Михаил Борисович.
— А по каким? — удивился Афанасий, вспоминая, как провожали их в родном городе и как благословили не на торговлю, а на подвиг ратный.
— Велено мне было секрет булатной стали [35]
— И зачем оно? — не сдержался Афанасий.
— Война с Москвой грядет. О том все говорят. А в ней не выстоит Тверь. У Ивана Московского пушки есть, да дружины больше раза в два, да ополченцы. Без булата никак не выстоит.
— Да чем же тут булат помочь может?
— А что будет, если одного воина с доброй саблей против двоих человек с палками выставить?
35
Название «булат» образовано от персидского «пулад» — сталь.
Михаил закашлялся, сплюнул в темноту сгусток крови.
— Что будет? Порубит в капусту — и все, — пожал плечами Афанасий.
— А если пятерых? Порубит али нет?
— Скорее всего, порубит.
— А десяток?
— Если воин умелый, то и десяток.
— О! — Михаил наставительно поднял вверх палец. Казалось, он даже забыл о ране. — То-то вот и оно. Если наших дружинников вооружить саблями, что доспехи московских будут на ленты полосовать, представляешь, в какую мы силу войдем?
— Да ну… — усомнился Афанасий.
— Точно тебе говорю. Помнишь, докуда римляне дошли, когда обе их империи цвели буйным цветом. Помнишь?
— Ну, примерно, — снова пожал плечами Афанасий, вспоминая слышанные в детстве легенды.
— А теперь те земли себе представь. Чем они отличались от тех, что под римлянами были?
Афанасий в который уже раз за последние несколько минут пожал плечами.
— Эх ты, кузнец. Отличались они тем, что там люди оружие из бронзы делали, а за границей из железа. Аттила-гунн с железными мечами римские легионы кромсал, как нож масло. Вот и тверское воинство, булатом вооруженное…
Он снова закашлялся.
— Так вот ты что в покоях шахских искал! Секрет булатный?
— Не совсем. Сказывали, будто шах секретный рецепт стали из Дамаска купил за деньги немалые, чтоб своим воинам сабли да доспехи отковать. Тоже к войне готовится, слыхал с Василием-послом разговор? Дамасская сталь тоже ничего, но против булата не тянет. Так я, вишь, и дамасского рецепта не выведал. Боюсь, подвел я Тверь и вас всех подвел.
— Не может на одном человеке все держаться, — успокоил его Афанасий.
— Еще как может. Если тот рецепт сыскать, еще вопрос, кто верховодить городами русскими будет, Иван Московский или наш Михаил. А я тут… От какого-то стражника глупого…
Умирающий замолк и устало закрыл глаза. Но через некоторое время вновь их открыл.
— Ты вот что, Афоня, — сказал Михаил тихим голосом. — За пазуху ко мне залезь, книжицу нащупай. Нашел?
Афанасий пошарил, где было сказано, и извлек небольшой томик в переплете свиной кожи. Показал.
— Тут все, что я за время путешествия углядеть да вызнать успел. Записки кое-какие, планы дворцов и крепостей. Михаилу все пригодится. А ты, как обратно пойдешь, тоже все записывай да примечай. Может, тебе за нее денег дадут каких. Хоть не зря за море сходил, получится.