Афанасий Никитин. Время сильных людей
Шрифт:
— Быстрее, быстрее ползи, — зашипел Михаил, тоже заметив приключившееся несчастье.
Сын кузнеца быстрее заработал руками, потея все обильнее. Карабкаться по провисшей веревке было куда как сложнее. Наконец он добрался до цели, пальцы Михаила, как персты архангела, сомкнулись на его вороте. Друг втащил смертельно уставшего, дрожащего Афанасия в узкое окошко. Как раз вовремя — на стене раздались шаги дозорных.
Веревка!
Афанасия кинуло в жар так, что рубаха на спине просохла. Михаил дернул веревку, стараясь вырвать колышек, но тот держался еще крепко. Шаги приближались, еще немного, и кто-нибудь из стражников споткнется. Тогда
— А как же мы обратно-то? — растерянно спросил Михаил.
— Будем думать, когда выбираться черед придет, — отмахнулся Афанасий. — Пока не до того. Веди дальше.
Михаил покачал головой, пожал плечами, но ничего не сказал. Бесшумно скользя над полом, он пересек комнату и нашарил дверь. Чуть приотворил, вглядываясь и вслушиваясь в звуки дома. Махнул рукой Афанасию — давай, мол, за мной, и проник в освещенный одной плошкой с плавающим в ней фитилем коридор. Сын кузнеца двинулся следом, налетел на сундук, больно ударившись коленом, чуть не уронил какую-то ширму, но вовремя успел поймать. Потянул за собой, наматывая на ногу, полоску ткани.
— Тише ты, медведь! — прошипел Михаил, снова появляясь в двери и приоткрывая ее пошире, чтоб Афанасию было видно, куда ступать.
Тот успел разглядеть, что они попали в помещение, похожее на чулан. Повсюду какие-то ведра, тазы, вазы, опахала, метлы и прочая утварь. Афанасий даже удивился, как он не обрушил все это хозяйство с громом небесным.
Стараясь не скрипеть половицами, он вышел в коридор. Тот был совсем коротким, шагов двадцать, в него вели двери нескольких комнат. По одну сторону двери были маленькие — высокому человеку пригнуться, чтоб не ударится о притолоку, — для прислуги. По другую — высокие, чтоб шах, проходя, чалмой не цеплялся. Один торец коридора заканчивался красивой дверью с накладным цветочным орнаментом из начищенной меди, другой — обрывом лестницы. Оттуда и шел неровный, призрачный свет.
Прислушиваясь и даже, кажется, принюхиваясь, Михаил прокрался к лестнице и заглянул вниз. Вернулся на цыпочках. Подталкивая, отогнал Афанасия подальше от края. Зашептал на ухо:
— Народу во дворце мало совсем, а кто есть из прислуги и охраны, те внизу с шахом. Он там в нарды играет, не поверишь, с Василием нашим.
— А говорят о чем?
— Не прислушивался. Главное, что друг другом заняты и им не до нас.
— Так, может, узнать? Вдруг что интересное?
Михаил поморщился, но было видно, что его самого разбирает любопытство. Вдвоем они подкрались к самому краю лестницы, стараясь, чтоб свет снизу не падал на их лица. Залегли. Принялись смотреть и слушать.
На невысоком столике были разложены доска-коробочка, разрисованная черными и белыми стрелами. Над ней склонились игроки, восседающие на резных стульчиках. В руках у каждого — по кожаному стаканчику с костями. Рядом, по правую руку, еще по маленькому столику. На каждом высокий узкогорлый кувшин с носиком, кубок для вина и пузатая, наполненная водой бутылка с длинной, гибкой, похожей на змею трубкой. На конце трубки — длинный и сплюснутый набалдашник, по виду из кости. Игроки иногда вставляли эту штуку в рот и вдыхали в себя дым из сосуда, отчего вода в нем закипала. Василий вдыхал дым медленно, короткими затяжками, часто запивая жидкостью из кубка. Шах
— Это они чего делают? — удивился Афанасий.
— Кальян курят, — прошептал Михаил. — Потом расскажу. Слушай лучше.
Друг замолчал и прислушался.
— …Стоило ли Зияддин Юсуф-бека в Стамбул отправлять? Да еще Мехмету пуд серебра да полпуда золота слать, чтобы тот заказал себе сделать из них кольчугу и латы? Расточительство это.
— А где мне помощи против Хейдара Сефевида искать? — вопрошал шах.
— Так Москва поможет, — обнадежил Василий.
— Далеко до Москвы, — отвечал ему шах, бросая кости. — Пока войска соберутся, пока дойдут. Да с Ордой еще надо о проходе договориться. Нет мне смысла от Москвы помощи ждать. К тому же, честно скажу, не доверяю я вам.
— Отчего же? — удивился Василий.
— Все я за тех странников беспокоюсь. — Шах перевел разговор на другое. — Многое ты мне о них рассказал, и ум мой тебе верит. А вот на сердце неспокойно.
— Да что ты, сиятельный шах, разве я осмелился бы тебе врать? — замахал руками Василий. — Мошенники они, как есть мошенники. Твоей добротой хотели воспользоваться. Сам помнишь — и про лодку, и про товар потерянный, все как есть соврали, — забормотал Василий.
Шах посмотрел на него долгим, маслянистым взглядом и ничего не сказал. Зато Афанасий, услышав те слова, чуть не заорал на весь дворец. Михаил едва успел прикрыть ему рот ладонью.
— Сдурел? — горячо зашептал на ухо. — Тихо лежи.
Стражники, что во множестве стояли вокруг играющих, заслышав сверху возню, подняли головы. Но проверить, что там, к счастью для друзей, никто не вознамерился.
— Так это ж он на нас напраслину возвел, — прошептал в ответ Афанасий. — Пред шахом очернил.
— И что?
— Как что? Надо его проучить!
— Ты еще вниз сбеги и колотух ему надавай, — пробормотал Михаил.
— Мы ж не виноваты ни в чем, выходит. Надо шаху в ножки поклониться, объяснить все. Он человек мягкосердечный, добрый, поймет.
— Афоня, нишкни. [32] Сейчас мы к шаху во дворец забрались. Если поймают, то руку отрубят точно. Хорошо, если не голову. Потом, когда тут дела закончим, может, и с Василием поквитаемся. А сейчас пошли, у меня тоже мочи нет это слушать.
Они отползли назад и выпрямились.
— Ну, чего делать-то будем? — спросил Афанасий.
— За чем пришли, то и будем. Сокровища искать, — ответил Михаил и стрелой помчался по коридору к двери шахской спальни.
Афанасий, сколь мог, быстро и бесшумно проследовал за ним.
32
Смолкни (древнерусск.).
Михаил распахнул дверь и проскользнул внутрь. Подбежал к невысокой тумбочке, открыл дверцу, заглянул внутрь, закрыл. Обошел высокую кровать с балдахином, покрытую белыми, насколько можно было видеть, простынями. Распахнул дверь другой тумбочки, закрыл. Подошел к огромному сундуку, что стоял в углу. Сунул в скважину навесного замка изломанный железный штырь. Поковырял. Поймал в воздухе сорвавшийся с отскочившего ушка корпус, положил на ковер. Поднатужившись, откинул тяжелую крышку, чуть не с ногами залез внутрь. Зашуршал содержимым.