Аферистка
Шрифт:
— Мне, пожалуй, следовало продать эту шубу. Но я постоянно мерзну.
Женщины могут быть противоречивы. Впрочем, вряд ли Маркус имел большой опыт общения с молодыми женщинами. На его письменном столе стояла семейная фотография в серебряной рамке. На снимке изображена женщина с маленьким сыном.
— Мне не следовало обременять вас своими проблемами, — промолвила я, хотя думала совсем иначе.
В жизни Маркуса не было серьезных забот. Единственная проблема для него — мороз, погубивший розы на клумбах, или требующий обновления венок на могиле жены. Его сын, банкир, уже обзавелся семьей, у него подрастала дочь. Маркус
Кто позаботится о Маркусе, если с ним что-нибудь случится? Маркус сказал, что каждый должен иметь в этом мире хотя бы одного человека, на которого можно положиться в трудную минуту. Я назвала это желание несбыточным и чрезмерным. Сироты и вдовцы порой бывают циничны. Маркус выразил мне свое сочувствие, моя судьба казалась ему страшной и жестокой. Большего я и не могла ожидать после трехчасовой беседы.
— Ты привез бы меня к себе в дом, если бы я была старой и безобразной? — спросила я.
И он ответил утвердительно. Откровенная ложь, лишенная всякого изящества. Хороший гражданин и ревностный протестант может уживаться с большой ложью и не терзаться при этом угрызениями совести. Ложь нередко оправдывается самыми добрыми, в том числе и христианскими, побуждениями, например, жалостью или стремлением к личному совершенству. Маркус часто употреблял слово «гуманизм», он был поклонником Томаса Манна и Иммануила Канта, обожал Баха и Бетховена. А также свою трехлетнюю внучку, розы, пешие экскурсии в горы, которые, впрочем, не должны длиться более двух часов, и красное вино, в умеренных количествах, разумеется. Выдержанный коньяк он тоже любил.
Два раза в год Маркус делал пожертвования в благотворительный фонд. Он был подписчиком «Франкфуртер альгемайне» и имел абонемент на все премьеры Франкфуртской оперы. Его «мерседес» простаивал в гараже, так как вождение автомобиля нервировало Маркуса. Находясь в преклонном возрасте, он боялся смерти и старался избегать возможных опасностей. Наблюдался у хороших врачей и имел крепкое сердце. Его жизнь была печальной, но он не сознавал этого.
Комната для гостей в доме Маркуса была обклеена розовыми обоями. Прежде чем выйти за дверь, Маркус поцеловал мне руку.
Руководство таксопарка не уволило меня за разбитую машину, однако я получила строгий выговор за неосторожное вождение в плохих погодных условиях. Я перешла работать в дневную смену, так как Маркус часто использовал меня по вечерам в качестве своего личного шофера. Он проявлял ко мне отцовскую заботу, порой преувеличенную и казавшуюся мне лицемерной. Если он действительно видел во мне дочь, значит, его с полным правом можно обвинить в извращении — в попытках инцеста.
Однако Маркус, по-видимому, обманывал себя, находя своим действиям какие-то приемлемые оправдания. Во всяком случае, он постоянно задерживал мою руку в своих
Маркус был добр ко мне, но явно ожидал, что я отблагодарю его за это. Он приглашал меня в рестораны и в оперу. Он лелеял мысль о том, что я являюсь для него тем единственным существом на свете, тем человеком, которого каждый должен иметь в своей жизни. И я изо всех сил старалась не разочаровать его. Вот такие отношения сложились между нами. Окружающие злословили о нас. А мы только улыбались, он — польщенно, а я — весело. Я делала вид, что мне ничего от него не нужно. Вдове игрока требовалось слишком много денег, чтобы расплатиться с долгами. Правда, мой адвокат не давал о себе знать, и я считала это добрым знаком.
Маркус часто говорил о том времени, когда он работал в министерстве и был влиятельным человеком. Он подписывал важные представления зелеными чернилами и имел личный доступ к министру, который, конечно, влиятельнее Маркуса, но не столь компетентен в важных вопросах. Маркус говорил, что министры приходят и уходят, а политику министерства определяют статс-секретари. Маркус всегда подчеркивал свою приверженность гуманистическим принципам. Он заявлял, что исполнял свои обязанности честно и трудился на благо общества. Даже преследуя честолюбивые цели, он не забывал о людях.
Порой мне было очень трудно выслушивать весь этот высокопарный бред. Этические представления Маркуса существовали как бы отдельно от его личности со всеми ее страхами и желаниями, пороками и промахами. Его разум не допускал ничего беспорядочного, непонятного, угрожающего жизни. Однако Маркусу страшно не повезло — он встретил меня. Девушку, чья улыбка всегда слегка фальшива. Девушку, которая молчала, когда надо возразить, и говорила, когда ей нечего сказать. Девушку, которая брала у него сто марок, словно проститутка у клиента, и клала их в сумочку, не поблагодарив.
Маркус совал мне деньги украдкой, сильно смущаясь и отводя глаза в сторону.
— Возьми, они могут тебе пригодиться, — иногда говорил он, и я видела, что при этом он думал о сексе.
Но гуманистические принципы не позволяли ему просто так затащить в постель вдову с трагической судьбой. Маркус питал уважение к женщинам. Однако главной причиной его сдержанности был, по-видимому, страх. Страх, что у него ничего не получится в момент физической близости. Судя по фотографиям, его покойная жена не давала ему достаточно возможностей проявить свои мужские качества. Маркус скорее всего воплощал свои тайные фантазии в темноте и одиночестве. Он делал это, мучаясь от похоти и стыда, сладострастно и богобоязненно. Однако ему не было дано осознать и слить воедино эти противоречивые чувства.
Я по-своему любила и одновременно презирала этого кальвинистского лицемера, в чем для меня не было противоречия. Так я на двадцать третьем году жизни относилась ко всем мужчинам. В то время я встречалась не только с Маркусом, но и с Луцем, зубным врачом, с Паулем, журналистом, и с Леонардом Коэном, человеком, в которого безнадежно влюбилась. Ведь надо же иметь мужчину для души, человека, которого любишь и по которому страдаешь, человека, которому ни в чем не можешь отказать, и при этом презираешь себя немножко. Но только совсем немножко.