Аффект
Шрифт:
Геофизик стал долго и мелко кашлять, прикрыв рот большой коричневой ладонью, хотя кашлять ему вроде бы не хотелось. Потом зашевелил плечами, как бы разминая их, будто ему предстоял бой, но
Поправил очки и Рябинин.
— Вы можете дать совет? — наконец спросил Вересов.
— Разумеется, — ответил следователь, потому что нет ничего легче, чем давать советы.
— Простить мне её?
Рябинин шевельнул плечами — ему тоже захотелось размять их, хотя боя не предстояло, а всего лишь просили дать совет, которые даются легко, как одалживаются спички. И он понял, что изменилось в Вересове: не похудел тот и не ссутулился, а пропали с его лица злость и обида, уступив место растерянности, которая только и остаётся у человека, потерявшего самое дорогое. Как на пожаре, когда бегаешь, тушишь и кричишь, пока всё не сгорит, — тогда остаются пустое место и немая ошарашенность. У Вересова пропала его Пиониха,
— Простить, а? — кто-то спросил в кабинете далёким, замогильным голосом.
Рябинин непроизвольно огляделся, потому что у геофизика был другой голос. Но это спросил всё-таки геофизик — больше в кабинете никого не было.
— Простить, — решительно посоветовал Рябинин: когда спрашивают таким голосом, то можно советовать только то, что человек хочет услышать. Да Вересов за этим и шёл.
— Думаете, что простить? — неуверенно переспросил геофизик, но последнее слово произнёс твёрдо.
Голос крепчал. Вот она, неощутимая, бестелесная, эфирно-эфемерная любовь — голос сломала у кряжистого мужчины, который мог броситься в пропасть и вытащить человека.
— Конечно, простить, — бодро подтвердил Рябинин и строго добавил: — Но всё-таки я сообщу на работу.
— О чём?
— Нет-нет, не о ней. О хулиганстве, совершённом вами в аэропорту.