Афган: русские на войне
Шрифт:
Сороковая армия определенно отличалась от других масштабными проблемами в области здоровья, с какими советская армия прежде не сталкивалась. Русские открыли в Афганистане семь военных госпиталей, но в силу хронической нехватки средств они были плохо оснащены, недоукомплектованы и едва справлялись с потоком пациентов{275}. Практически полный коллапс системы медицинского обслуживания 40-й армии стал одним из самых негативных следствий импровизации и недостатка финансирования при ее формировании. Один врач, работавший на бригадном пункте эвакуации раненых, высказался с горечью:
Опять идти и делать вид, что спасаешь людей. А как их спасать? Чем? Медикаментов
Может быть, он преувеличивал. Но ясно, что медики практически проиграли битву — не с ранениями, а с инфекциями. Статистика говорит за себя: более трех четвертей солдат, служивших в Афганистане, побывали в госпитале. Всего около 11% оказались там с ранениями и травмами, и целых 69% страдали от серьезных болезней (28% от гепатита, 7,5% — от брюшного тифа, остальные — от инфекционной дизентерии, малярии и других заболеваний){277}.
Поскольку солдаты болели в столь массовом порядке, воинские части зачастую сильно не дотягивали до номинальной численности. Главной бедой был гепатит. Ходила шутка, что рядовые болеют желтухой, офицеры — болезнью Боткина, а генералы лечатся от гепатита. Рассказывали, что некоторые солдаты увиливали от службы, заставляя санитаров приносить мочу больных товарищей: выпьешь ее и сам заболеешь{278}. К концу 1981 года болезнь подкосила каждого четвертого в 5-й гвардейской мотострелковой дивизии в Шинданде. Из строя вышли командующий Борис Громов, его заместители и командиры всех полков. Дивизия, по сути, оказалась небоеспособна{279}. В любой момент четверть, а то и треть солдат 40-й армии могли оказаться непригодны к службе по болезни. На пике эпидемии на три сотни солдат приходилась одна медсестра{280}.
Гепатит не был единственной проблемой. Летом 1985 года солдаты 66-й отдельной мотострелковой бригады в Джелалабаде, возвращавшиеся с патрулирования, выпили воды из придорожного источника. Несколько дней спустя трое из них рухнули без сознания во время построения: холера. Заболело более половины солдат бригады. Пошли слухи, что воду заразили «два европейца, переодетые в местных». Рассказывали, что ради предотвращения дальнейшего заражения тела кремировали: вещь практически неслыханная для по сути православной страны{281}. Больных изолировали за забором с колючей проволокой, врачей и медсестер держали вместе с ними, из Москвы доставили дополнительный медицинский состав{282}.
Ситуация в 40-й армии, таким образом, напоминала положение британской и французской армий во время Крымской войны, и главным образом по тем же причинам: грязная вода, ужасные санитарные условия, грязная посуда, грязные столовые, грязная одежда, плохое питание. Советские власти гордились тем, сколько больниц и приютов они построили в Афганистане. Однако они обеспечили пациентами еще больше больниц и приютов, и чем крупнее была больница, тем хуже были условия. Заболеваемость гепатитом оказывалась выше всего не в маленьких гарнизонах, а на крупных базах, где болезнь, по идее, проще всего было предотвратить. Советские медслужбы куда успешнее справлялись с болезнями во время Второй мировой войны, чем в ходе афганской кампании.
Однако тогда существовало одно важное преимущество: пострадавших можно было эвакуировать с поля боя вертолетами. По некоторым оптимистичным оценкам, девять из десяти солдат получали первую помощь в течение получаса и попадали к врачу
Повседневная жизнь
Сороковая армия располагала четырьмя главными базами. На каждой находились дивизия и ряд других частей. Пятая гвардейская мотострелковая дивизия была размещена в Шинданде, неподалеку от Гильманда, где находилась также крупная авиабаза. Двести первая мотострелковая дивизия располагалась в провинции Кундуз, к северу, 108-я мотострелковая дивизия — в Кабуле, а потом на авиабазе в Баграме, а 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — в аэропорту Кабула. Бригады, отделенные от головных дивизий, отдельные полки и батальоны, части спецназа и многочисленные заставы были разбросаны по стране. Заставы были сосредоточены на юге и востоке, ближе к уязвимой пакистанской границе протяженностью около двух тысяч километров, в районе Кандагара, Гардеза и Джелалабада. Все эти базы, даже в Кабуле, были защищены от нападений минными полями, колючей проволокой и сторожевыми постами.
На крупных базах офицеры, медицинский состав и магазины со временем стали располагаться в модулях — одноэтажных сборных фанерных бараках, выкрашенных в зеленый цвет, с выложенными кафелем ванными и уборными. Правда, сотрудники штаба 108-й мотострелковой дивизии, стоявшей на окраине Кабула, как и прежде жили в хибарах, сооруженных в кузовах грузовиков{285}. Остальные — невезучие младшие офицеры, солдаты, работники столовых, кухонь и складов — обычно размещались в палатках. Женщинам, как правило, выделяли отдельные модули, но иногда им приходилось делить их с офицерами. Тогда ставили перегородки, которые, конечно, не останавливали целеустремленных мужчин.
На каждой базе работал военный госпиталь или пункт эвакуации, где ухаживали за пострадавшими в бою и за множеством больных солдат, а также морг, где мертвых готовили к возвращению на родину. Даже на самых маленьких базах открывали ленинские комнаты, где солдаты могли расслабиться. Там висели портреты Ленина и современного советского лидера, доска со свежими политическими лозунгами, лежали книги и журналы, и иногда хватало места, чтобы посидеть и сочинить письма.
Случалось, что советские части размещали в уже существующих зданиях. Третий батальон 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады базировался в зданиях бывшей миссии англиканской церкви у пакистанской границы. Горстка зданий и окружавшая их стена были возведены из саманного кирпича и цемента. Снаружи располагалась большая свалка, куда выбрасывали ненужное снаряжение и бытовой мусор. Однажды свалка загорелась, и посещать местную уборную стало небезопасно: вокруг взрывались патроны и ракеты. Базу окружали пояса из мин, заложенных мотострелковой частью, которая прежде размещалась в этих зданиях. У ее солдат не хватило ума составить карты, так что пару раз в год кто-нибудь (обычно из местных жителей) подрывался на мине. Днем окрестные кишлаки контролировало правительство, ночью — повстанцы. Ежегодно против последних предпринимали крупную операцию, но если власть правительства и удавалось восстановить, то ненадолго{286}.
Размещенный в Файзабаде (провинции Бадахшан на северо-востоке Афганистана) 860-й отдельный мотострелковый Псковский Краснознаменный полк занимал типичную базу средних размеров. Полк прибыл туда в конце января 1980 года с места дислокации в Киргизии. Поход через заснеженные горы и перевалы высотой до 4800 метров занял месяц и стал легендарным. Вскоре полк начал терпеть потери: одного солдата захватили в плен, и два дня спустя было обнаружено его изувеченное тело. Убийца по глупости оставил себе оружие жертвы. Его нашли и застрелили на месте{287}.