Афина Паллада
Шрифт:
Как и следовало предполагать, на пороге возникла горничная – чепчик, передник, румяные щеки и пытливый, непочтительный взгляд:
– Что угодно господину офицеру?
– Здесь ли жительствует Наталья Петровна Карачинская? – спросил жандарм и на всякий случай отпрянул, демонстрируя серьезное отношение к угрозе немедленного ошпаривания.
– Прошу покамест обождать в гостиной, ваше превосходительство, – буркнула служанка, пряча неистребимое женское любопытство под маской радушия.
Оказавшись в устланной разноцветными половичками комнате, Данилов
«Кошка, – подумал молодой человек и грустно вздохнул. – Должно быть, совсем недавно здесь царил домашний уют, олицетворением которого является сей грациозный зверь. Один предательский выстрел перечеркнул все».
Петербуржец проводил взглядом исчезнувшую в смежных покоях сенную девку и приготовился произнести заранее заготовленные слова соболезнования.
Ожидание затягивалось. Минуты праздности дались молодому человеку нелегко. Какое-то время он смирно постоял у входа, затем, заложив руки за спину, разок-другой прошествовал от стены к стене и, вконец распоясавшись, принялся своевольничать – спасаясь от духоты, наново отворил окно.
Карачинская объявилась не менее чем через четверть часа. Вихрем ворвалась в помещение и рассыпалась в пространных извинениях:
– Простите, что замешкалась, сударь! Признаться, вы застигли меня врасплох. Прасковья держит гардероб в совершенно диком состоянии. В наше время до чрезвычайности сложно найти сносную прислугу. Впрочем, капустные пироги у бестолковой девки всякий раз выходят первостатейные! Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Мурка, брысь! Соседская. Не угодно ли кваску? Свежайший!
– Нет, нет! – запротестовал Евгений Николаевич и уселся на предложенную скамеечку, стараясь при этом не отдавить хвост любознательному и одновременно трусливому созданию. Однако неудобство длилось недолго. Сабельные ножны весело чиркнули по полу, и кошка незамедлительно ретировалась.
Барышня произвела на него самое благоприятное впечатление. Высокий, умный лоб, грамотно оттененный замысловатой прической. Новомодное пюсовое платье: юбка в пол, четко выраженная талия, полное отсутствие набивших оскомину рукавов-буфов. Наряд выгодно подчеркивал фигуру, и не был перегружен деталями, в пику уходящему ампиру тридцатых годов.
Велев служанке не мешать, Наталья Петровна осторожно опустилась на старый, но не утративший шарма кривоногий пуф и бросила на посетителя выжидательный взгляд. Выкладывайте, дескать, зачем пожаловали!
Чиновник политической полиции откашлялся и молодцевато отчеканил заученное:
– Жандармского корпуса штаб-ротмистр Данилов, Евгений Николаевич. Разрешите, мадам, принести глубочайшие соболезнования по случаю безвременной кончины вашего супруга. От лица Третьего отделения и государя-императора. И разумеется, от меня лично.
Вдова не дернула ни единым мускулом, застыв, точно изваяние. Видно, еще не привыкла к изъявлениям скорби и своему новому безотрадному статусу.
– В
– Благодарю вас, штаб-ротмистр, – вежливо и, кажется, без особого трепета ответила девушка, помогая офицеру поскорее проскочить трудное место.
– Мне поручено расследовать убийство… простите… дело вашего мужа. Посему, позвольте задать вам несколько формальных, но, увы, обязательных при сложившихся обстоятельствах вопросов.
– Извольте, сударь. Порядок есть порядок!
Данилов приподнял бровь, изумляясь самообладанию Натальи Петровны, которое невозможно было заподозрить в словоохотливой барышне, выпорхнувшей из соседней комнаты всего минуту назад. Впрочем, что дивиться, некоторые люди, испытывая удары судьбы, не расклеиваются, а наоборот, сжимаются пружиной, черствеют душой. Порой навсегда. Видно, сочувствие обернулось ключиком, запершим чувства женщины на некий незримый замок. Бровь вернулась на место.
Покосившись на записную книжку, в коей начинающий следователь наскоро отметил интересующие его вопросы, Евгений Николаевич спросил о другом:
– Скажите, сударыня, о каких бесстыдниках толковала ваша горничная, отпирая мне дверь?
Карачинская разом утратила хладнокровие и отвела взгляд. Ответила со смущенной улыбкой:
– Не обращайте внимания, господин штаб-ротмистр. Это так… недоразумение. Почти каждую ночь напротив окна моей опочивальни объявляется таинственный наблюдатель. Мужчина.
– Вот как? И кто же он?
– Сама не знаю. Он безмолвно стоит в отдалении, под топольком. Должно быть, полагает себя незаметным. Впрочем, я и правда не сразу обратила внимание. Думала, игра теней.
– Но для чего? Что ему нужно?
– Из романтических видов, – девушка пожала хрупкими плечиками и тотчас запунцовела.
– Вы это наверно знаете? – уточнил Данилов более для полемики, нежели всерьез. Он и сам был убежден, что дело обстоит именно так. Зачем еще мужчине подглядывать за столь молодой и привлекательной особой?
– Наверно. Вчера я не выдержала и отправилась на место, где он обыкновенно торчит. Поглядеть, какая оттуда простирается панорама. Спасают ли от нежелательных взглядов шторы, понимаете? Так вот… на древесном стволе, аккурат напротив глаз, очищена кора и ножиком вырезаны мои инициалы «Н. П.».
– Разумеется, в ореоле сердца?
Хозяйка предпочла сделать вид, будто интересуется складками платья. Молодой человек понял, предположение верно.
– И давно, позвольте узнать, продолжаются эти гляделки?
– Точно не скажу.
– Прошу вас, вспомните. Это может быть очень важно! Когда впервые объявился ваш, с позволения сказать, воздыхатель? До гибели Владимира Михайловича или после?
– Говорю же, не помню! Кажется, до, – вдова по-детски надула губки. – Сколько в действительности продолжается сие безумство, сказать не могу! И никакой он не воздыхатель!