Афина Паллада
Шрифт:
– А вы не слишком категоричны, Георгий Осипович? – поинтересовался Данилов, отмахиваясь от назойливого комара, которых к Петрову посту обыкновенно становится столько, что спасу нет.
– Помилуйте, Евгений Николаевич! – немедленно насупился подпоручик. – Довольно одного беглого взгляда на сию, с позволения сказать, поэзию, дабы составить надлежащую диспозицию. Другое дело – Мишель! Поручик N-ского 77-го пехотного полка. Не приходилось ли вам знакомиться с его работами? Нет? Обязательно полюбопытствуйте, ваше благородие. Весьма дельно-с!
«Мишель, Мишель», – силился вспомнить Данилов. Имя поручика представлялось небезызвестным. Должно быть, сей повелитель рифм также находится под колпаком Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
– Чертовы кровососы! – возмутился петербуржец, прихлопнув на себе очередное насекомое. – Интересно, чем они питаются в этих лесах, когда не удается подкрепиться жандармом?
– Известно чем, ваш бродь, – подал голос, скачущий позади фельдфебель. – Нашим армейским братом. Казаков-то ни одна гадость не берет. Ни москиты, ни змеи. Черкесские шашки, и те брезгуют-с!
Слышавшие шутку солдаты и казаки дружно рассмеялись. Офицеры ограничились сдержанными улыбками.
– Твои бы слова да Богу в уши, Тимофей Петрович! – с преувеличенным весельем подхватил подъесаул, странно держащийся в седле. Он выглядел так, словно в первый раз влез на лошадь.
С самого раннего утра, пока не установились крепкие жары, небольшой отряд, состоявший из двух десятков всадников регулярной кавалерии и казачьей полусотни, выдвинулся из укрепления в сторону лесистого горного склона. Туда, где над желтеющими от солнца дубравами нависал знаменитый «Камень».
– Ваше благородие, насчет комариков не извольте беспокоиться, мы почти на месте, – заметил Гнедич. – Пересечем ручей, их сразу поубавится. Затем с четверть часа вверх по тропинке, и все, считай, прибыли-с.
– Спасибо, что согласились сопроводить меня на место гибели Владимира Михайловича. Вы оказываете следствию поистине неоценимую услугу! – сказал штаб-ротмистр и, в который раз, с беспокойством обернулся проверить, исправно ли приторочен к седлу сверток. Повязанный веревкой куль из рогожи вел себя в высшей степени безукоризненно. Мирно покачивался в такт движению и падать под копыта, кажется, не собирался.
Внушительная должность и беспрестанно напоминающий о ней светло-синий мундир послужили молодому человеку надежной защитой от расспросов о содержании поклажи или, того пуще, от колкостей и острот. Где там спрашивать, лишний раз глазеть забывали!
– Право, не стоит благодарностей, Евгений Николаевич. Однако позвольте поинтересоваться, что станем делать по прибытию-с?
– Увидите, – отрезал Данилов, постаравшись подпустить в голос стальных интонаций. Он во что бы то ни стало пытался сохранить за собой амплуа человека решительного, со счастливой звездой.
Несколько дней назад решительность штаб-ротмистра, велевшего повернуть коляску и вернуться в анатомический театр господина Струве, принесла плоды. Благодаря сему маневру удалось установить, что поручик Карачинский убит русской пулей, притом, судя по пороховым ожогам, выстрелом, произведенным
Слава Богу, присланный из Петербурга начальник, жандармского корпуса майор Шлиппенбах, с благосклонностью царя Соломона принял позицию своего нового (и почти единственного) подчиненного. Освободил от рутины, дозволив полностью сосредоточиться на расследовании. Единственное, о чем тревожился Евгений Николаевич, не вернет ли его высокое руководство на место, в душный и тесный кабинет, едва осознав истинный объем бумажной волокиты. Впрочем, до сих пор этаких распоряжений не поступало.
Окрыленный настоящим делом, Данилов, дав себе зарок впредь неукоснительно слушать внутренний голос и всегда стоять на своем, организовал небольшую экспедицию на место преступления. Туда и двигался ныне отряд под предводительством новоиспеченного коменданта.
Впрочем, нашелся человек, критически отнесшийся к мысли о невозможности использования горцами пули русского образца. Им оказался фельдфебель Некрасов – непосредственный участник событий.
По мнению многоопытного Тимофея Петровича, хищники с завидной регулярностью используют трофейное оружие и боеприпасы. Притом, по уверениям бывалого служаки, подобраться к врагу и выстрелить в упор для некоторых из них не составит слишком уж большого труда.
– Имеются среди нехристей своего рода пластуны, точь-в-точь такие, как у наших казачков. Их называют псыхадзэ. Они тебе и подкрадутся, и бабахнут, коли надо. На все руки мастера!
– В ваши рассуждения, Некрасов, закралась ошибка. Небольшая, но оттого не менее досадная, – штаб-ротмистр позволил себе снисходительную улыбку. – Посудите сами, станет ли настолько ловкий и предприимчивый saboteur 14 бабахать, если можно воспользоваться кинжалом. Сей способ умерщвления представляется вашему покорному слуге наиболее приемлемым с точки зрения скрытности. А в этом и есть вся штуковина.
– Их благородие дело говорит! – встрял с замечанием казачий подъесаул. – В таком деле ножом оно и впрямь сподручней. Чик, и готово!
14
Саботажник (англ.)
Жандарм засиял, точно отполированная кираса лейб-гвардии кавалергардского полка. Поддержка воинственного станичника оказалась неожиданно приятной. Лестно, когда твои исключительно теоретические умозаключения находят подтверждение в устах опытных практиков.
– Стой! Никак прибыли, ваше благородие!
Евгений Николаевич с любопытством огляделся. Заросший кустарником каменистый гребень. Всюду деревья, одно выше другого. Теплые утренние лучи играючи скользят по листве, прыгают среди ветвей, лениво колыхаемых ветром. Так ярко и весело, что кажется, остаться бы тут навеки.