Афины: история города

Смит Майкл Ллевелин

В начале апреля 1897 года стало ясно, что война не за горами. Стивен Крейн, автор отличной книги «Красный знак отваги», который написал ее, не имея никакого военного опыта, приехал в Афины, чтобы увидеть войну своими глазами. Он стал свидетелем высокого патриотического духа готовых к войне греков. Сотни молодых людей записывались добровольцами в армию. На улицах охваченные энтузиазмом толпы приветствовали армию, добровольцев и политиков, охваченных военной лихорадкой. Крейн и сам оказался заражен этой лихорадкой. Он описывал эту кампанию не как войну короля или парламента, но как войну народную.

Когда

Крейн вернулся с фронта вместе с греческими поисками, позорно бежавшими из Фессалии, настроение полностью переменилось. Как только первые слухи о поражении достигли столицы, народ вышел на улицы. Надо было найти виновных в случившимся, и ими не могли стать греческие солдаты. Это должны быть их некомпетентные пожди нации, и в первую очередь королевское семейство, которые, как говорил Крейну разочарованный солдат, даже и не греки вовсе, а чужеземцы. 28—29 апреля 1897 года центр города стал опасным — тысячи людей толпились на улицах, многие греки, приехавшие издалека на помощь родине, жаждали пойти в добровольцы и все еще ждали зачисления в армию. В заливе Фалерон встали на якорь иностранные корабли. Британский посол известил короля, что английский корабль «Найл» готов принять на борт его имеете с семейством в случае необходимости.

Уильям Миллер, свидетель описываемых событий, отмечал, что в то время в Афинах не думали ни о чем, кроме как о войне и ее последствиях. Площадь Конституции уподобилась древней Агоре. Люди всех слоев общества собирались перед дворцом, чтобы обсудить слухи, приветствовать отправку солдат, обсудить газеты, выразить свои чувства. Когда появлялся мальчишка с новым выпуском газеты и выкрикивал заголовок, к нему сразу же кидалась толпа. Когда приходили новости с фронта, из гостиниц на улицу высыпали все, включая администрацию.

Поражение, нанесенное турками, стало национальным горем и имело для греческого государства тяжелые материальные последствия. Но королевское семейство выдержало бурю и тяжелый период формирования национального самоосознания, за которым последовало национальное возрождение.

Глава двенадцатая.

Война и беженцы

Рождение Новой Греции пришлось не на 1832 год, а на 1922-й, и беженцы были ее новой кровью.

Спирос Маркезинис

Холод, снег, голод.

Иоанна Цацос. 25 ноября 1941 г.

Гуди находится с восточной стороны города, между отелем «Хилтон» и горой Гиметт. В начале XX века это место занимали военные бараки и тренировочные плацы. Здесь в августе 1909 года, устав от пораженческой политики правительства и преследуя свои интересы, группа молодых офицеров, сторонников «Национального союза» совершила государственный переворот. Они не представляли или, чего хотят добиться, но точно знали, что пора действовать. В течение многих месяцев они контролировали все действия правительства, власть которого стала номинальной. Затем возглавить страну пригласили критского революционного лидера Элефтерия Венизелоса. Так началось национальное возрождение.

Спустя 13

лет в Гуди произошел еще один эпизод, который закончился трагически. После поражения греческой армии в Малой Азии в 1922 году группа офицеров подготовила еще один переворот и, учредив революционное правительство, привлекла к суду пятерых политиков и одного генерала, которых объявили ответственными за поражение и хаос. Приговор был жестоким. 28 ноября 1922 года все шестеро были расстреляны на парадном плацу Гуди. Этот акт необходимой жестокости повлиял на целое поколение политиков. Принц Андрей, генерал-лейтенант греческой армии в Малой Азии, тоже был привлечен к суду, но избежал казни и бежал из Греции на британском военном корабле.

Афины военные

Во время хаоса первых двух десятилетий XX века Афины оставались все тем же городом с населением, выросшим с 217 820 человек в 1910 году до 292 991 человека в 1921-м. Премьер-министр Венизелос провел радикальную финансовую реформу, преобразовал силовые структуры, подправил конституцию и реорганизовал Балканский союз, в результате чего Турция потеряла в Балканских войнах 1912—1913 годов свои европейские провинции. Таким образом, население Греции и ее территория удвоились.

Как и в 1897 году, город пережил все, без чего не обходится ни одно объявление войны: мобилизацию, реквизирование моторного транспорта, повозок и животных, радостные демонстрации после сообщений об успехах на фронте. Ценой побед стало убийство короля Георга на пятидесятом году его царствования. Убийство совершил сумасшедший в Фессалониках, только что занятых греческой армией. Во время похорон короля в марте 1913 года люди вышли на улицы, а за места на балконах и у окон по пути следования похоронного кортежа брали немалые деньги.

Эти последние годы перед началом Первой мировой войны можно считать концом целой эпохи, как сказала Эллен Босанке в своем плаче по умирающим Афинам. В Амфелокипи, Панграти и Кипсели еще оставались огороды и виноградники, хотя даже эти отдаленные районы уже начали застраиваться. (Конечно, теперь это центральные районы.) Но развитие транспорта и связи навсегда изменило жизнь, наступили новые времена. В газетах писали о грохочущих и лязгающих трамваях, которые теперь двигались на электрической тяге, о том, что молочные тележки повсеместно вытесняют прежних молочников, которые гоняли свое стадо коз от квартала к кварталу и доили по море надобности. Теперь можно было по телефону заказать молоко и другие продукты на дом.

К началу Первой мировой войны греки оказались разделены на венизелистов, стремящихся к союзу с государствами Антанты, и роялистов, предпочитающих твердый нейтралитет, чтобы не выказывать своих симпатий Германии. Для Афин это означало два сумбурных года, когда в городе доминировали сначала венизелисты, потом роялисты, затем венизелисты посадили в Фессалониках временное правительство и опять заняли столицу, опираясь на помощь Франции и Великобритании. Одновременно оба союзника обстреляли и заняли столицу роялиста Иностранные дипломатические миссии и здания ар-чес логических школ превратились в центры собраний интеллигенции, о чем, в частности, свидетельствуют мемуары Комптона Маккензи.