Афины на пути к демократии. VIII–V века до н.э.

Гущин Валерий

Проведенный выше анализ персонального состава архонтов позволяет высказать несколько предположений. С одной стороны, мы видим среди архонтов представителей достаточно влиятельных фамилий – Филаидов, Алкмеонидов. Первые даже чаще других встречаются среди архонтов. Это наверняка является свидетельством влияния Филаидов. Но говорит ли это о значимости самой должности? Бросается в глаза то, что среди упомянутых персонажей почти не встречаются известные люди. Большую известность получили как раз те, кто не имел отношения к должности архонта, – например, Фринон, Драконт. Создается впечатление, что архонты-эпонимы были скорее номинальными лидерами, нежели действительно влиятельными политиками. Поэтому мы считаем возможным присоединиться к мнению тех исследователей, которые полагают, что значение должности архонта в рассматриваемый период едва ли было велико. Годичная магистратура вряд ли могла стать политически значимой должностью. Хотя архонты могли быть лидерами аристократических гетерий (подобно Мегаклу, подавлявшему мятеж Килона, о чем будет сказано ниже), мы полагаем, что эта магистратура, скорее всего, была начальной ступенью в политической карьере, поскольку открывала путь в ареопаг [111] .

111

Sealey R. Regionalism… P. 167; Badian E. Archons and strategoi… P. 1–34.

С. Хэмфриз высказывает предположение, что архонты в 20-х годах VI в. до н. э., т. е. при Писистратидах, были еще достаточно молодыми людьми (Humphreys S.C. Op. cit. P. 521, n. 2). Однако она не исключает, что это было особенностью только данного периода.

Быть может, большей властью располагали представительные или коллегиальные органы, скажем, народное собрание или ареопаг? О народном собрании, повторимся, мы практически ничего не слышим вплоть до реформ Солона. Можно лишь предполагать его существование [112] . Что же в таком случае оно могло представлять собой? Известно, что в более позднее время голосование производилось по филам. Если бы так было до реформ Солона, то, как нам представляется, мы знали бы о филах чуть больше. Между тем сохранившаяся традиция содержит значительно больше информации о фратриях. В качестве примера можно указать на законодательство Драконта, в котором роль фратрии была достаточно велика [113] . Следовательно, если предполагать существование народного собрания до реформ Солона, резонно допустить, что афиняне голосовали по фратриям. А принимая во внимание предположение о взаимосвязи процессов появления аристократии и выделения фратрий в рамках фил, можно предположить, что влияние аристократии было подавляющим.

112

И.Е. Суриков полагает, что народное собрание не играло значительной роли вплоть до реформ Солона. Кроме того, оно, по его мнению, охватывало не весь гражданский коллектив (Суриков И.Е. Античная Греция. Политики в контексте эпохи. М.: Наука, 2005. С. 108).

113

Напомним, что здесь комиссия из десяти членов фратрии, избранных из числа благородных, должна была решать вопрос о доступе в страну человека, совершившего преступление (IG I³ 103).

Если сказанное нами верно, не вызывает удивления, что демос действительно был отстранен от управления делами государства, т. е. роль народного собрания была ничтожна. В подтверждение этого упомянем ранее приведенный пассаж «Афинской политии», согласно которому демос «ни в чем… не имел своей доли» (Arist. Ath. Pol. 2. 2). Последнее следует понимать как указание на политическое бесправие демоса. Роль народной массы, принимающей политические решения, обнаруживалась лишь время от времени – в моменты обострения политической борьбы или во время стихийных сходок вооруженного народа. Так было, в частности, в период подавления заговора Килона. Фукидид рассказывает, что афиняне, утомленные долгой осадой, разошлись по домам, обязав девятерых архонтов вести осаду и снабдив их неограниченными полномочиями ( ) (Thuc. I. 126. 8). В последних словах слышатся отзвуки политического, коллегиально принятого решения. Сообщество осаждавших Килона вооруженных афинян превратилось, по-видимому, в импровизированное народное собрание [114] . Но это было скорее исключением, нежели правилом. Спонтанно возникавшие народные сходки превращались в импровизированные народные собрания лишь в экстраординарных случаях.

114

Так же будет и в момент назначения Солона лидером похода на о. Саламин. См. об этом: Gouschin V. Pisistratus’ Leadership in A.P.13.4 and the Establishment of the Tyranny of 561/60 B.C. // CQ. 1999. Vol. 49. Nо. 1. P. 16, n. 18. Р. Сили, говоря о времени правления Тридцати тиранов, замечает, что сходка вооруженных людей легко могла преобразоваться в политическое собрание (Sealey R. The Athenian Republic. Democracy or the Rule of Law? University Park; L.: Pennsylvania State University Press, 1987. P. 96).

Больший политический вес мог иметь в этот период ареопаг (Arist. Ath. Pol. 8. 2). До реформ Солона в руках ареопагитов были сосредоточены наиболее значимые властные полномочия. Ареопаг, как было сказано выше, мог контролировать не только процесс назначения высших должностных лиц, но и их деятельность. Удивляет, впрочем, то, что ни одно сколько-нибудь значимое событие этого времени не было связано с ареопагом [115] .

Сказанное выше наводит на мысль о том, что искать наиболее влиятельный институт или магистратуру в архаический период едва ли оправданно. Скорее всего, реальная политическая власть осуществлялась неформально, т. е. вне политических институтов. Ею обладали представители наиболее знатных или влиятельных кланов или семей, опиравшиеся на собственные политические группировки (гетерии). Обращают на себя внимание слова Аристотеля о том, что в олигархических режимах избрание на высшие государственные должности было обусловлено большим имущественным цензом или принадлежностью к аристократическим гетериям (Arist. Pol. V. 1305 b 30–35). Следовательно, необходимым условием политического влияния была принадлежность к доминирующей политической группировке – гетерии [116] .

115

Некоторые исследователи считают, что основными функциями ареопага были не политические, а религиозные и судебные (см., например: Hignett C. Op. cit. P. 89 ff.). В последнее время высказывается мнение о том, что полномочия ареопага до реформ Солона едва ли были значительными (Wallace R.W. The Areopagos Council… Р. 14). Д. Стоктон, наоборот, полагает, что ареопаг как единственный постоянно действующий орган был наиболее значимым (Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxford: Oxford University Press, 1990. Р. 29).

116

См., например: Donlan W. Chief and Followers in Pre-State Greece // From Political Economy to Anthropology: Situating Economic Life in Past Societies. Montreal; N.Y.: Black Rose Book, 1994. P. 34–51. Во времена Гомера гетерия была одной из основных политических ячеек общества, а также важнейшим инструментом влияния и престижа (Ibid. P. 39). См. также: Фролов Э.Д. Сообщества друзей // Альтернативные сообщества в античном мире. СПб.: СПбГУ, 2002. С. 16 и сл.

Возможно, гетерии были связаны с институтом фратрий [117] .

В дорийских полисах, например, гетерии были аналогом афинских фратрий [118] . В этом мы можем видеть еще одно подтверждение высказанного выше предположения о значительно большем социальном весе фратрий. По форме гетерия была сообществом друзей-сотрапезников. Чаще всего ее члены – люди одного возраста и социального статуса [119] . Именно такой была, скажем, гетерия Килона, объединявшая, по свидетельству Геродота, сверстников-одногодков (Herod. V. 71). Во главе каждой из таких гетерий стояла влиятельная фигура – лидер. Лидер, можно сказать, был ее интегрирующим фактором. Лидером, мы полагаем, мог стать далеко не каждый представитель аристократического семейства. Скорее всего, им становился отпрыск влиятельного семейства либо старший по возрасту. О Килоне, например, Фукидид говорит, что он был представителем древнего и влиятельного рода ( ) (Thuc. I. 126. 3). Помимо того, его лидерство подкреплялось женитьбой на дочери мегарского тирана Феагена.

117

Guarducci M. L’istituzione della fratria nella Grecia antica e nelle colonie greche d’Italia. Roma: Bardi, 1937. P. 10; Nilsson M.P. Geschichte der griechische Religion. Bd. 1. M"unchen: Beck, 1955. S. 672.

118

Hignett C. Op. cit. P. 38; Roussel D. Tribu et Cit`e. Paris: Les Belles Lettres, 1976. P. 124 ff.

119

Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton: Princeton University Press, 1971. P. 26; Welwei K.-W. Die griechische Polis. Stuttgart: Steiner, 1983. S. 49; Фролов Э.Д. Сообщества друзей… С. 19.

На этом основании можно предположить отсутствие равенства внутри аристократии, т. е. своего рода ранжирование ее представителей. Плутарх, описывая ситуацию, сложившуюся в Афинах после смерти одного из влиятельных аристократических лидеров Кимона (середина V в. до н. э.), говорит, что «люди из так называемого хорошего общества были рассеяны по одиночке и смешаны с народом, так что блеск их происхождения терялся среди массы рядовых граждан» (Plut. Per. 11, пер. С. Лурье). Ситуация изменяется лишь с появлением нового лидера, каковым стал представитель влиятельного семейства – Фукидид, сын Мелесия.

Другой интересующий нас вопрос – существовал ли специальный термин, обозначавший лидеров гетерий? В источниках встречаются упоминания о неких hegemones или demou hegemones (Sol. fr. 3. 7, 5. 7, 18. 2 Diehl; Arist. Ath. Pol. 26. 1). Вот, например, как Солон описывает сложившуюся в Аттике ситуацию:

…Неразумьем своим сами граждане город великийВвергнуть в погибель хотят ради корысти одной.И у народных вождей ( ) преисполненыдумы лукавства.Горестей много их ждет ради надменности их.Спеси своей ведь они подавлять не умеют и радость,Данную ныне, венчать в тихом кругу за столом…(Sol. fr. 3. 5–10 Diehl, пер. С. Радцига)

В данном случае в «народных вождях» следует, несомненно, видеть представителей аристократии [120] . Очевидно также, что гегемоны, которым адресованы приведенные строки, не рядовые аристократы, а лидеры неких противоборствующих групп. Солона беспокоит то, что их спесь (hybris), проявлявшаяся в соперничестве, несет угрозу городу и его гражданам – рабство, которое пробуждает гражданскую смуту (Sol. fr. 3. 19–20 Diehl) [121] . Поэт предлагает решать возникающие проблемы за пиршественным столом, т. е. из соперников стать сотрапезниками – войти в одну условную гетерию. Автор апеллирует к традиционным аристократическим образам и ценностям – совместная трапеза, пир представляется поэтом как символ социального порядка, идеальный способ разрешения возникающих конфликтов и противоречий [122] .

120

Ferrara G. Solone ed i capi del popolo // PP. 1954. Vol. 37. P. 334–344; Donlan W. Changes and Shifts in the meaning of Demos in the literature of the Archaic period // PP. 1970. Fasc. 135. P. 338.

121

Рабством Солон, по-видимому, называет установление власти одного человека, тирании.

122

Дискуссию об этом см.: Schmitt-Pantel P. Sacrificial Meal and Symposion: Two Models of Civic Institutions in the Archaic City? // Sympotica. A Symposium on the Symposion / ed. by O. Murray. Oxford: Clarendon Press, 1990. P. 21.

В этой же связи есть смысл привести ранее цитировавшийся поэтический отрывок Солона:

Рыжему Критию надо сказать бы, отца чтобы чтил он:Он не безумного так слушаться будет вождя (hegemoni).(Sol. fr. 18. 1–2 Diehl, пер. С. Радцига)

По-видимому, юный аристократ Критий был крепче привязан к лидеру аристократической группировки (здесь – гегемону), нежели к отцу, т. е. гетериальная солидарность оказывалась крепче семейных уз. В связи с этим вспоминаются слова Фукидида о том, что в период Пелопоннесской войны, спровоцировавшей жесточайшие социальные смуты, узы гетериальной дружбы (или солидарности) оказывались даже сильнее семейных уз: «Родство связывало людей меньше, нежели узы гетерий, так как члены последних отваживались на все с большой готовностью и без всяких отговорок» (Thuc. III. 82. 6).

А вот что говорит о молодом Кимоне Аристотель: «В эту пору (после отражения нашествия Ксеркса? – В. Г.) как раз произошло такое совпадение, что партия благородных не имела даже вождя (первое место у них занимал Кимон, сын Мильтиада, человек слишком молодой и поздно обратившийся к занятию государственными делами [ , ]), да кроме того большинство их погибло на войне» (Arist. Ath. Pol. 26. 1). В тот момент Кимон был, по-видимому, наиболее знатным – первенствовал среди аристократов – и поэтому мог стать лидером афинской аристократии, но, будучи слишком молодым человеком и неопытным политиком, он еще не мог быть их гегемоном, т. е. лидером аристократической группировки.