Афонская монашка для тебя
Шрифт:
Ниршан не мешал оплакивать проигрыш. Довольный собой, он закурил, рассматривая сквозь дым и прищур глаз желанный приз. Медовая, сладкая, покорная и убитая горем. Завтра по Риму понесутся сплетни о том, как вьяна проиграла себя арктику. Ждал, пока она возьмет себя в руки, а слезы не перестанут капать с подбородка.
— У нас два часа, до обмена, — сказал он. — Сейчас за твоими вещами, после в шаттл.
Он оплатил счет. Провожать их вышел весь персонал. Ниршан видел, как мужчины жалели Максиму, женщины завидовали ей. Как ни странно, никто
В машине она приняла случившееся. Подозрительно скоро, что не могло его не радовать. Она разглядывала улицы города, людей, гуляющих допоздна и сидящих в кафешках. Ниршан взял ее за руку, сжал неотзывчивую ладошку, заставляя повернуться в его сторону. Она раздавленная поражением, смотрела на него во все глаза, как смотрят в обрыв, в пропасть, собираясь прыгнуть. И молчала.
— Я тебя не обижу. Верь мне.
Ниршан не выпускал ее руки из пальцев. Отогревал отчаянье, посылал через кожу ласковые обещания. Всю невысказанную страсть, что чувствовал. Хотелось большего, много большего, буквально в номере отеля. Шальные, соблазнительные мысли кружили голову. Но было столько дел и обязательств.
Максима собрала вещи, в одну спортивную сумку.
Они отправились в путь. Уже в шаттле она пропустила чей-то звонок, обозначенный, как отец. Ниршан сделал мысленную пометку, выяснить, кто ее отчим.
Сегодня на площади он видел троих неизвестных. А еще чувствовал их намерения, вкушал агрессивный цвет настроения. И следили они не за ним. В кофейне появлялись люди, присматривали. Ниршан осознавал, девчонку пасли спецслужбы. Но не их, не Гуй Ли. Своих, он знал. Легенда с удочерением и студенчеством вызывала недоверие, но требовалось увести ее из Рима. Домой. В безопасность. На свою территорию. А там они поговорят.
— Ты знаешь, что за тобой следят?
— Нет, — сказала неубедительно. Возможно, знает, что пасут, но не знает, кто именно.
Они вылетели. В положенное время очнулись в телах друг друга. Первые пару секунд смотрели на свои тела с любопытством.
— Странные чувства, — Максима, протянув руку, трогала (Ниршана) саму себя. — Будто фокус.
— А зачем тебе нужна была таухуа? Ты создала столько проблем этой выходкой, до сих пор не разгреблись.
Она поморщилась.
— Надеялась, скинуть зацепившуюся Инь в Инь.
Ниршан покачал головой, да он тоже думал, как только начал понимать, хоть что-то в случившемся.
— Пробовал. Не работает.
— Жаль, — Максима огорченно вздохнула. — А что еще пробовал?
— Только это.
— Ну, тогда что тянуть? Не хочу больше откладывать, — заявила девушка, и легко словно перышко потянула Ниршана (свое тело) на себя.
Дичь полнейшая! Никогда Ниршан не ощущал себя более странно и нелепо. Что бы его, вот так за грудки и на себя. Это она, что удумала? И тут он понял, осознал ее намеренное прикосновение.
— Э-э-эй, — от неожиданности он нервно рассмеялся, махом оказался сидящим на коленях у своего тела. — Убери руки с моей задницы! Грудь не тронь.
Отчего
— Подожди, прыткая какая.
Кому расскажи, засмеют до скончания веков. Он в теле девушки, ладно, но все остальное. Это же им будут владеть, его будут иметь. Потому, что девчонка в его теле абсолютно беззастенчиво мяла его (тело Максимы), нахально поглаживала, трогала, где хотела.
— Таак, не пойдет, — дал со всей силой газу назад, вскочил на ноги, ощущая потрясающую беспомощность. — Мы так не договорились.
Веса в теле Максимы килограмм под пятьдесят, а у Ниршана все девяносто. То, что она его завалит, он ни секунды не сомневался. Разница почти в два раза. Выставил упреждающе руки вперед.
— Давно, придумала?
Она усмехнулась, тоже встала. Выходит, решила отомстить за шахматы.
— Через два часа, я потребую возмездия.
Ниршан не верил глазам. Максима раздевалась (точнее его тело). Вот же, огребет по полной, по попе и не только по ней. Потом. Она уже скинула все вместе с трусами, бесстыжая насильница. Он телом, красив, как статуя Давида Микеланджело, но вот сейчас, вот именно в этот момент ему хотелось принять другую позу. Родена. Такую мыслительную, задумчивую.
— Я в следующих сутках отыграюсь. Не упрямься. Я собираюсь узнать, что это такое, — уговаривала девчонка.
На ее губах играла коварная улыбка. Все понимает, и собирается воспользоваться ситуацией.
Древний арктик возмутился до глубины мужской натуры, до сути своего естества. Ощутил, как внутри, в душе расшатываются тысячелетние устои стабильной уверенности в себе. Она вообще берега видит!? Она с ума сошла? Он отомстит за поруганную честь. Он не даст себя ни в каком теле. В этот момент ему захотелось сделать фэйспалм. Попробовать она хочет, экспериментаторша блин, а у него травма до конца бессмертия. Навсегда. Определенно, он хочет секса, желает ее, но не так.
— Давай, — выставил кулачки в стройные бока, встал в боевую стойку.
Девчонка остановилась, разглядывая гиганта, принадлежащего вообще-то Ниршану.
— Чего он висит? — озадачилась.
Попрыгала на месте. Тот не реагировал, продолжив расслабленное существование.
— И как это понимать? — спросила возмущенно, так как добро не оживало. — Что требуется делать?
Ниршану хотелось ржать в голос.
— Можешь станцевать, — предложил он, видя растерянность на своем лице (то есть Максимы). Себя хотеть, не одно и то же, чем кого-то.
— Ты импотент? — разобиделась Максима, водя бедрами, пытаясь сплясать ламбаду.
Перец вольно покачивался в такт и признаков жизни не подавал.
Правильно, хоть что-то в его теле преданно до конца ему. Так-то! Ниршан испытал отеческую гордость за перец, наблюдая со злорадством за движениями плясуньи.
— Блин! Блин! Блин, — она круто замерла, не отводя настороженного взгляда от неработающего органа. Ожил, наливаясь кровеносной силой, задвигался. — Да-а-а! Давай милый. Работай!