Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан?
Шрифт:
Эрик пожал плечами:
— Я тебе сказал, я ни в чем не уверен.
— Хорошо, — ответил Грут, — У нас две возможности. Первая — на камне кровь Адель… Мефру Брауэр. В этом случае она мертва, без сомнений. После такой кровопотери никто не выживет. Но! Если ты прав, и это кровь животного, Брауэр может быть ещё жива. Значит… Значит отрабатываем этот вариант.
— Командир, тут ещё пара моментов, которые мне не нравятся. Не так тут громко шумит водопад, чтобы ты не услышал, как на мефру Брауэр напал медведь. И ещё. Ты нашёл свежий помёт ревуна.
— Согласен, — кивнул Дидерик, — но я до сих пор не вижу смысла в её похищении. Давай лучше подумаем, куда её могли отвезти. Вряд ли в город.
— Да, в городе слишком много народу. Если б я хотел спрятать похищенного человека, отвёз бы к ковчегу, но там был твой сын с пацаном Винке. Остаются пещеры по ту сторону хребта, но добраться до них очень непросто.
Эрик задумался.
— Есть ещё одно удобное и уединённое место. Охотничья хижина. Мы построили её лет 10 назад. Ходили в те края на разведку с де Тоем.
— Ни разу про неё не слышал, — удивился Дидерик.
Эрик пожал плечами.
— Вряд ли там кто-то бывал с тех пор. Делать там совершенно нечего, самый север. В дне пути дальше — горный хребет, за ним вечные снега. Ничего интересного.
— Далеко?
— Неблизко, в быстром темпе верхом часа три-четыре. Скоро начнёт темнеть. Если хотим что-то увидеть, стоит поторопиться.
Дидерик отобрал четырёх скаутов и поскакал с Эриком к хижине, остальным сказал прочёсывать реку вверх по течению, искать следы медведя, не особо надеясь на успех. Предчувствие гнало его на север, к заброшенному охотничьему домику.
Шмит и его тяга к прекрасному
Двое подручных де Тоя со своим скорбным грузом не спеша трусили на север, к Ржавому болоту. Маленький кривоногий Шмит с багровым лицом, битым фурункулёзом не мог забыть прекрасного тела мефру Брауэр. С женщинами у него никогда не складывалось, и даже Эльза, шлюха страшная, как демон из Преисподней, драла с него двойную плату за доступ к своему дряблому телу. Вот высокий голубоглазый красавчик Фриз по шлюхам не ходил. Ему Эльза, небось сама бы приплачивала, завистливо думал Шмит и вздыхал.
Всю ночь они сидели в засаде, наблюдая за играми Брауэр и старшего Грута. От криков учительницы и звериного рычания молодого командира скаутов у бедняги Шмита пересыхало в горле. Он представлял себя на месте Дидерика и брови его вздымались к верху, а из носа вырывался почти неслышный стон. И так полночи, пока, наконец, Брауэр не вылезла из палатки “припудрить носик”.
Потом он шёл следом за невозмутимым Фризом, придерживая ноги спелёнутой в оленью шкуру учительницы и пытался нащупать её лодыжки. Фриз бросал ему через плечо:
— Что ты там копошишься, Шмит?
А Шмит отвечал:
— Просто тебе помогаю, чтоб не так тяжело было.
— Мне не тяжело, — бурчал Фриз и шагал
Потом её взвалили на его, Шмита, оленя, потому что в их маленьком отряде не было человека легче, и всю дорогу до хижины у него была возможность поглаживать шкуру, представляя под пальцами гладкий белый зад Брауэр. Он так надеялся, что Гендрик отдаст им свою пленницу хоть ненадолго. А он просто взял и зарезал её без лишних разговоров.
“Ну кому от этого лучше стало, а?” — Взывал Шмит к небесам, не особо думая о моральной стороне этого вопроса.
“Да никому” — как бы пожимали в ответ плечами на небесах, хотя скорей где-то пониже.
А сейчас они везли безжизненное тело той, кто плотно занимал все мысли бедняги Шмита последние сутки.
— Эх, Фриз, ты видел какая у неё кожа, а? Как у мраморной статуи. — Он нежно погладил сгиб переброшенного через холку оленя свёртка с телом Адель. — Когда я был маленьким, наш класс возили в большой город, Петербург, помнишь такой?
— Ну, помню, что был такой, и что? Меня никуда не возили.
— А я там был. Нас привели в красивый дворец, огромные чёрные великаны держали свод…
— Вот ты заливаешь… — рассмеялся Фриз. — Какие великаны? Пусть я мелкий был, когда мы улетали, а ничего подобного на Земле не было.
— Каменные, болван! — Огрызнулся Шмит. — Учительница повела нас внутрь. Мы поднимались по широкой лестнице, покрытой ковром, наверху стояли мраморные статуи. Очень красивые. Но одна из них… Я её увидел, аж дыхание перехватило. Она лежала на матрасе такая расслабленная, и бесстыдная и будто звала меня…
— Иди ко мне, маленький Шмитти, — запищал тоненьким голоском Фриз, — доставай свою крошечную пипирку, я так долго тебя ждала…
— Ну и дебил ты, Фриз, — беззлобно ответил Шмит. — Я тогда дождался случая, и в одном из залов сбежал от своего класса. Вернулся к лестнице, и, наверное, час простоял перед ней, не в силах оторвать взгляд. Я пальцами водил по её груди, касался твёрдых сосков. Гладил живот, бёдра, обхватившие покрывало… Она была каменная, холодная и твёрдая на ощупь, но вся какая-то полупрозрачная, белый камень будто светился изнутри. Это было настоящее чудо. А потом прибежала какая-то старая грымза в чёрном костюме и устроила скандал, что я своими грязными ручонками трогаю бесценный экспонат. “Это спящая вакханка Гёте!” — кричала она. Будто сотрётся эта вакханка от маленьких детских ручек!
— Вак-ханка… Это что за фрукт? Шлюха, что ли?
— Не знаю, — ответил Шмит, — экскурсовода я не слушал. А сейчас не знаешь… Может, фадер Корнелис знает, что это значит, или Хольт? У мефру Брауэр такая же кожа… Белая и словно светится изнутри, и веснушки её совсем не портят. — Шмит горько вздохнул. — А теперь к ней не прикоснёшься.
— Почему? Наоборот — Щербато осклабился Фриз. — Приедем на место, разверни и развлекайся. Белая, холодная, твёрдая, всё как ты любишь. И сопротивляться не будет. А живая она тебе точно не дала бы никогда в жизни.