After 3
Шрифт:
— Нет. Со мной всё будет нормально.
Мне не нравится его нетерпеливый тон, но я прикусываю язык, чтобы не обидеть его ещё больше. Не знаю, какая оса меня укусила, но последнее время мне всё сложнее и сложнее держать язык за зубами.
Он покидает номер, ни говоря больше ни слова и не удостоив меня даже взглядом. Я долго пялюсь на стену, пока голос Кимберли вырывает меня из транса.
— Как он справляется с этим? — она ведёт меня к столу.
— Не очень хорошо, — мы садимся за стол.
— Я вижу. Сжечь дом, пожалуй, не лучший способ совладать с гневом, — говорит она без осуждения.
Я
— Я не боюсь его гнева. Я чувствую, как он гаснет с каждым вздохом. Я знаю, что с моей стороны это эгоистично и по-детски говорить об этом тебе, когда ты переживаешь всё это из-за Кристиана…
Думаю, к лучшему, что я держу эгоистичные мысли при себе.
Кимберли накрывает мою руку своей.
— Тесса. Нет такого правила, по которому только одному человеку позволено чувствовать боль. Ты переживаешь то же самое, что и я.
— Я знаю, но я не хочу грузить тебя своими проб…
— Ты не грузишь меня.
Я смотрю на неё с намерением молчать, держа свои жалобы при себе, но она качает головой, как будто читает мои мысли.
— Он хочет остаться в Лондоне, и я знаю, что если позволю это, между нами всё будет кончено.
Она улыбается.
— У вас двоих другое понятие о «кончено», не такое, как у других, - я хочу броситься ей на шею за то, что она дарит мне такую добрую улыбку посреди всего этого кошмара.
— Я знаю, трудно поверить мне, когда я говорю, что с учётом нашей… Истории. Но вся эта история с Кристианом и Энн станет или последней каплей в наших отношениях, или… Я не знаю. Я не вижу другого исхода, и теперь я боюсь предположить, как всё обернётся.
— Тесса, ты слишком много на себя берёшь. Откройся мне. Откройся до конца. Ничто из того, что ты можешь поведать мне, не заставит меня думать о тебе хуже. Такой эгоистичной стерве, как я, нужны проблемы других, чтобы отвлечься от собственных.
Я не жду, пока Кимберли поменяет своё мнение. Вместо этого плотину сносит, и слова льются из моего рта неудержимым потоком.
— Гарри хочет остаться в Лондоне. Он хочет остаться здесь, а меня отправить обратно в Сиэтл, как ношу, которая ему непосильна. Он отдаляется от меня, как всегда, когда ему больно, а сейчас он зашёл слишком далеко: поджёг дом и ни капли не раскаивается. Я знаю, он зол, и никогда бы не сказала ему этого в лицо, но он только делает себе хуже. Если он только справится со своей злостью и признает, что может чувствовать боль, признает, что другие тоже что-то для него значат - не только я и он - тогда он справится. Он бесит меня, потому что говорит, что жить без меня не может и скорее умрёт, чем потеряет меня, но как только становится туго, что он делает? Он отталкивает меня. Я не собираюсь терять в него веру. Для этого я слишком далеко зашла. Но иногда я так устаю бороться, что начинаю думать, какой бы была моя жизнь без него, — я кидаю короткий взгляд на Кимберли, — Но когда я начинаю представлять это, всё во мне отдаётся болью.
Я сгребаю полупустую чашку кофе со стола и осушаю её. Мой голос звучит лучше, чем несколько часов назад, но моя тирада сделала больному горлу хуже. Мне всё ещё не верится, что после всех месяцев, всего бардака я скорее сделаю
М
ой голос срывается на последнем слове, и я задыхаюсь в кашле. Улыбаясь, Кимберли хочет что-то сказать, но я поднимаю палец.
Я прочищаю горло.
— Есть ещё кое-что. Помимо всего прочего, я сходила к врачу… Чтобы получить контрацептив, — говорю я, почти шепча последние слова.
Кимберли изо всех сил пытается не засмеяться, но это у неё получается плохо.
— Не стесняйся этого. Скажи!
— Отлично, — я заливаюсь краской, — Я встала на учёт, и врач осмотрел меня. Он сказал, что у меня какие-то проблемы и он хочет, чтобы я прошла дополнительный осмотр. Еще он упомянул о бесплодие.
Я вижу, что в её голубых глазах плещется сопереживание.
— У моей сестры та же проблема; они называют это истмико-цервикальной недостаточностью.
То, что у неё есть знакомые с той же проблемой, заставляет меня чувствовать себя немного лучше.
— У неё есть дети? — спрашиваю я, но тут же жалею об этом, потому что её лицо тут же тускнеет.
— Не уверена, что ты захочешь слушать про неё прямо сейчас. Я могу рассказать тебе в другой раз.
— Расскажи мне, — мне, наверное, не стоит этого слышать, но я должна узнать, — Пожалуйста, — умоляю я.
Кимберли делает глубокий вздох.
— Она годами пыталась забеременеть, это было ужасно. Пыталась лечить бесплодие. Всё, что ты можешь найти в Гугле на эту тему - всё они с мужем перепробовали.
— И… — я напираю на неё, чтобы она продолжала, чувствуя себя в этот момент Гарри, когда грубо прерываю её. Я надеюсь, что он на пути домой. В таком состоянии его нельзя оставлять одного.
— Ну, в конечном счёте она забеременела, и это был счастливейший день в её жизни, — Кимберли не смотрит на меня, и я знаю, что она или лжёт, или скрывает что-то ради моего блага.
— Что произошло? Сколько сейчас лет ребёнку?
Кимберли стискивает руки и смотрит мне прямо в глаза.
— Она была на пятом месяце, когда случился выкидыш. Но если это случилось с ней, совсем не значит… Не позволяй этой истории запугать тебя. Может, у тебя даже нет этого диагноза. А если есть, у тебя всё может сложиться совсем иначе.
— У меня предчувствие. Я просто чувствую, что не смогу забеременеть. Как только врач упомянул бесплодие, внутри как будто что-то умерло.
Кимберли берёт мою руку в свою.