Агасфер (Вечный Жид) (том 1)

Сэ Эжен

– Надо признаться - это так! И, верно, я до той поры не изменюсь, пока не наступит время, когда я буду в состоянии любить повиновение и уважать долг...

– Мне все равно, как вы будете относиться к моим приказаниям, - резко и отрывисто прервала ее речь княгиня, - мне достаточно, чтобы они были исполнены. С сегодняшнего же дня вы обязаны покоряться и слепо мне повиноваться. Вы не смеете ничего делать без моего приказания, слышите? Так должно быть, я этого хочу, и так будет.

Адриенна сначала пристально посмотрела на тетку, а затем разразилась взрывом смеха, свежий и серебристый звук которого долго звенел в большой комнате. Д'Эгриньи и Трипо с негодованием пожали плечами.

Княгиня

с гневом посмотрела на племянницу.

Доктор поднял глаза к небу и, сокрушенно вздохнув, сложил руки на брюшке.

– Подобный смех неприличен, мадемуазель, - сказал аббат д'Эгриньи. Слова вашей тетушки серьезны, очень серьезны и заслуживают иного к ним отношения.

– Да кто же в этом виноват, - говорила Адриенна, стараясь сдержать свою веселость, - кто виноват, что я так смеюсь? Разве я могу оставаться равнодушной, когда тетушка говорит мне о слепом повиновении ее приказам?.. Разве может ласточка, привыкшая свободно летать по поднебесью и купаться в солнечных лучах... разве может она жить в норе крота?

Д'Эгриньи сделал вид, что ничего не может понять в этом ответе, и удивленно взглянул на участников собрания.

– Ласточка? Что она хочет этим сказать?
– спросил аббат барона, делая последнему знак, который тот хорошо понял.

– Не знаю... что-то говорят о кроте, - глядя, в свою очередь, на доктора, повторил барон.
– Непонятно... бессмысленно...

Княгиня, казалось, разделяла общее изумление.

– Итак, это все, что вы мне можете сказать в ответ?

– Несомненно, - отвечала Адриенна, удивленная тем, что все делали вид, будто не понимают ее образного сравнения, обычного в ее поэтическом, красочном языке.

– Ну, княгиня, полноте, - добродушно улыбаясь, заметил Балейнье, - надо быть поснисходительнее... Наши Адриенна ведь такая горячая, взбалмошная головка!.. Право, это прелестнейшая сумасбродка из всех, каких я знаю... Я ей тысячу раз это говорил на правах старого друга, которому многое дозволено...

– Я понимаю, что пристрастие к мадемуазель Адриенне заставляет вас снисходительно относиться к ее выходкам; - промолвил аббат как бы в упрек доктору, казалось ставшему на сторону мадемуазель де Кардовилль.
– Но согласитесь, что это более чем странные ответы на очень серьезные вопросы!

– К несчастью, мадемуазель не понимает всей важности нашего собрания, резко заявила княгиня.
– Быть может, теперь, когда я выскажу ей свои приказы, она поймет это.

– Нельзя ли поскорее, тетушка?

И Адриенна, сидевшая на другом конце стола, против тетки, очаровательно и насмешливо оперлась подбородком на свою точеную руку и, казалось, с нетерпением ждала, что ей скажут.

– С завтрашнего дня, - начала княгиня, - вы покинете ваш павильон, отошлете ваших девушек... займете две комнаты в этом доме, пройти в которые можно только через мои покои... Вы не сделаете одна ни шагу, вы станете посещать со мной все церковные службы; управлять своим имуществом до совершеннолетия вы не будете, а относительно срока его наступления мы решим на семейном совете. Пока же я буду заботиться о вашем туалете: он будет скромен и приличен, как подобает... денег в руках у вас не будет... Вот вам мои приказания и моя воля...

– И, кроме полного одобрения, они ничего не заслуживают, - сказал барон.
– Можно только пожелать, чтобы вы проявили полнейшую твердость. Пора положить конец всем этим сумасбродствам...

– Самое время покончить с этими скандалами...
– прибавил аббат.

– Но оригинальность ума... возбужденный, пылкий нрав могут служить, мне кажется, извинением...
– скромно и боязливо вымолвил доктор.

– Конечно, господин доктор, - сухо обратилась княгиня

к Балейнье, превосходно игравшему свою роль, - но с таким характером поступают так, как он того заслуживает.

Госпожа де Сен-Дизье говорила с такой твердой уверенностью, что, казалось, она не сомневалась в возможности привести в исполнение то, чем угрожала племяннице... Трипо и д'Эгриньи вполне с ней соглашались, и Адриенна начала догадываться, что дело затеяно весьма серьезное. Ее веселость сменилась тогда горькой иронией и выражением возмущенной независимости; она вскочила с места, слегка покраснев, глаза ее заблистали гневом, розовые ноздри раздулись и, гордым движением головы тряхнув своими золотистыми вьющимися локонами, после минутного молчания она резким тоном сказала тетке:

– Вы говорили о прошлом... Этим вы заставили меня, к моему глубокому сожалению, коснуться его... Вы правы, я оставила ваш дом... Я больше не могла жить в атмосфере низкого коварства и лицемерия... Вот почему я ушла...

– Мадемуазель, - воскликнул д'Эгриньи, - ваши слова дерзки и безумны!..

– Раз вы меня прервали, господин аббат, позвольте мне сказать вам два слова...
– возразила с живостью Адриенна, пристально глядя на д'Эгриньи, скажите, какой пример я могла почерпнуть в доме моей тетки?

– Самый лучший пример.

– Самый лучший? Это не пример ли ее обращения на путь истины, обращения, сходного с вашим обращением?

– Вы забываетесь!
– побледнев от гнева, воскликнула княгиня.

– Я не забываюсь: я только не забываю... как и все... У меня не было ни одной родственницы, которая могла бы меня приютить: вот почему я захотела жить одна... Я стала сама тратить свои деньги... Но это потому, что я предпочла их тратить на себя, чем отдавать их на расхищение г-ну Трипо.

– Мадемуазель!
– воскликнул барон...
– Как вы осмеливаетесь...

– Довольно, - с жестом глубокого презрения прервала его Адриенна, довольно, я говорю о вас... но не с вами... Итак, - продолжала она, - я стала тратить свои деньги по собственному вкусу: я украсила выбранное мною помещение; вместо безобразных, неловких служанок я нашла себе в прислужницы бедных, но хорошеньких и благовоспитанных девушек: ввиду того, что их воспитание не позволяло им покоряться тому унизительному обращению, с которым относятся обыкновенно к служанкам, я старалась быть с ними доброй и внимательной: они мне не служат, а оказывают услуги; я им плачу деньги, но испытываю, кроме того, признательность... Конечно, вам непонятны все эти тонкие оттенки... я это знаю. Любя все прекрасное и молодое, я придумала им хорошенькие туалеты, подходящие к их миленьким личикам. Относительно моих туалетов: мне кажется, никому до этого нет дела, кроме моего зеркала. Я выхожу одна, потому что люблю идти, куда хочу. Я не посещаю обеден... да, это правда: но если бы была жива моя мать, я объяснила бы ей свои верования, и знаю, что она в ответ наградила бы меня нежным поцелуем... У меня в комнате стоит языческий алтарь в честь юности и красоты... Но это потому, что я поклоняюсь Создателю во всех его дивных творениях... во всем, что Он создал прекрасного, честного, доброго, великого. Я всегда, и днем и ночью, из глубины сердца твержу одну молитву: благодарю тебя, Господи, благодарю!.. Вы говорите, что господин Балейнье часто заставал меня в возбужденном состоянии... Это правда, да... Но это случалось потому, что в эти минуты, отбросив мысли обо всем гадком, низком и злом, что делает для меня таким горьким мое настоящее, я уносилась мечтой в будущее... И тогда мне открывались такие дивные горизонты... я видела такие ослепительно чудные виденья, что невольно приходила в какой-то божественный экстаз... я не принадлежала более земле...