Агасфер (Вечный Жид) (том 1)

Сэ Эжен

Госпожа де Сен-Дизье продолжала:

– Но это все ничто в сравнении с тем, что я расскажу вам дальше, господа... После долгих поисков мы хотели уже уходить, как вдруг госпожа Гривуа обратила мое внимание на то, что в спальне этой девицы, где мы в это время находились, одна из позолоченных резных фигур на стене неплотно к ней примыкала. Я сказала об этом комиссару... Его агенты начали осматривать, искать следы, и вдруг... одна часть стены отодвигается, открывается потайная дверь и... нет, вы не можете вообразить, что представилось нашим глазам!.. это такой

стыд!.. такой позор!.. что я не могу решиться сказать!..

– Так я за вас решусь, - перебила ее Адриенна, с горестью убедившаяся, что Агриколь найден.
– Я избавлю ваше целомудрие от рассказа о новом скандале... впрочем, то, что я скажу, никак не будет способствовать моему оправданию...

– А не мешало бы!
– презрительно заметила княгиня.
– В вашей спальне найден спрятанный мужчина!

– Спрятанный в ее спальне мужчина!
– с жестокой радостью в душе и с притворным негодованием на лице воскликнул встрепенувшийся аббат.

– Мужчина в ее спальне!
– прибавил Трипо.
– Надеюсь, это тоже занесено в протокол?

– О да! да!
– с торжеством воскликнула княгиня.

– Конечно, это был вор, - лицемерно заметил доктор, - это само собою разумеется! Иное толкование... совершенно неуместно.

– Ваша снисходительность к мадемуазель де Кардовилль вводит вас в заблуждение, - сухо возразила ему княгиня.

– Знаем мы этих воров, - сказал Трипо, - обыкновенно они бывают молодыми, богатыми красавцами!

– И вы ошибаетесь, господин барон, - продолжала госпожа де Сен-Дизье. Мадемуазель не метит столь высоко... Оказывается, что ее увлечения не только преступны, но и низки... Теперь мне понятно, почему она афиширует симпатию к простонародью... Это тем трогательнее и интереснее, что человек, спрятанный в ее спальне, был одет в рабочую блузу.

– В блузу?
– с отвращением заметил барон.
– Так, значит, это был простолюдин? Волосы встают дыбом от ужаса!..

– Он сам сознался, что он кузнец, - сказала княгиня, - но следует сказать, этот кузнец очень хорош собой! Зная поклонение этой девицы красоте во всех ее формах, становится понятно...

– Перестаньте, мадам, перестаньте наконец!
– вырвалось невольно у Адриенны. Она до сих пор молчала, не удостаивая тетку ответом, хотя гнев и чувство обиды все более и более овладевали ею.
– Довольно! Я сейчас чуть было не стала объяснять вам, в ответ на ваши бесчестные намеки, свое поведение... но больше я не поддамся такой слабости!.. Но одно слово, мадам!.. Значит, этого доброго, честного рабочего арестовали?

– Конечно! Его взяли и под конвоем отправили в тюрьму. Это разрывает ваше сердце, не так ли?..
– с торжеством воскликнула княгиня.
– Оно и видно... вы разом утратили вашу ироничную беззаботность. Несомненно, ваша нежная жалость к этому красивому кузнецу очень глубока!

– Вы совершенно правы, мадам; насмехаться над бесчестными поступками время прошло. Надо приняться за другое, - ответила Адриенна, чуть не плача при мысли об огорчении и испуге семьи Агриколя.

Затем,

надев свою шляпку, она обратилась к Балейнье:

– Доктор, я только сейчас просила вас о протекции у министра...

– Да, дитя мое... и я с удовольствием готов служить вам.

– Ваша карета внизу?

– Да...
– протянул доктор с удивлением.

– Так свезите меня к нему сейчас же. Он не может отказать мне в милости, лучше сказать - в правосудии, если я буду представлена ему вами.

– Как?
– сказала княгиня, - вы решаетесь на такой поступок, не спросив моего позволения; после всего, что я вам говорила... это невероятная дерзость!..

– Ужасно!
– прибавил Трипо, - но чего же иного можно было ожидать?

Когда Адриенна спросила доктора, здесь ли его экипаж, аббат д'Эгриньи вздрогнул. Выражение нежданной радости молнией пробежало по его лицу, и он еле сдержал волнение, когда в ответ на немой вопрос доктор многозначительно подмигнул в знак согласия. Поэтому, когда княгиня гневным голосом повторила Адриенне запрет выходить из дома, аббат торопливо и с особенным выражением в голосе перебил ее:

– Мне кажется, княгиня, мадемуазель Адриенну можно смело поручить _заботам доктора_.

Маркиз так выразительно произнес слова "заботам доктора", что княгиня, взглянув на него и на Балейнье, разом все поняла и просияла. Стало темно, уже почти наступила ночь, и Адриенна, поглощенная в свои думы, не заметила этого быстрого обмена взглядов и знаков; да если бы и заметила, то ничего бы в них не поняла.

Однако для большей правдоподобности госпожа да Сен-Дизье продолжала возражать:

– Я не против доверить мадемуазель де Кардовилль доктору, несмотря на его снисходительность к ней... Но не хотелось бы делать подобные уступки... мадемуазель должна подчиняться моей воле...

– Позвольте заметить, княгиня, - обиженным тоном заговорил доктор, никакого особенного пристрастия к мадемуазель Адриенне я не питаю. Но если она меня просит свезти ее к министру, я охотно готов оказать эту услугу в полной уверенности, что она не заставит меня раскаиваться!

Адриенна дружески протянула руку Балейнье и с чувством промолвила:

– Будьте спокойны, мой достойный друг, вы сами будете довольны тем, что помогли мне... вы будете участником благородного поступка!

Трипе, не понимая нового плана сообщников, с удивлением шепнул аббату:

– Как? Ей позволят уехать?

– Ну да!
– отрывисто ответил тот, указывая на княгиню и приглашая жестом выслушать, что она скажет.

Госпожа де Сен-Дизье подошла к племяннице и медленным, размеренным тоном, напирая на каждое слово, проговорила следующее:

– Еще одно слово... одно слово в присутствии всех этих господ. Ответьте мне: намерены ли вы противиться моим приказаниям, несмотря на тяжкие обвинения, которые тяготеют над вами?

– Да, намерена.

– Несмотря на открывшиеся позорные обстоятельства, вы не желаете признавать моей власти над вами?