Агасфер (Вечный Жид) (том 1)

Сэ Эжен

– И что значат те слова, которые на ней выгравированы?
– спросила Роза, вытаскивая из-за лифа медаль.

– Гм... значит, вы должны быть 13 февраля 1832 года в Париже, на улице св.Франциска, в доме N_3.

– Зачем же?

– Вашу бедную матушку болезнь сразила так внезапно, что она не успела ничего пояснить; я знаю только одно: что эта медаль досталась ей от родителей; она хранилась у них в семье как святыня больше сотни лет.

– А как она очутилась у нашего отца?

– Медаль хранилась у вашей матери в несессере; второпях этот несессер попал вместе с вещами, генерала в

карету, в которой его насильно увезли из Варшавы. Переслать ее вашей матери генерал не мог, так как у него не было средств сообщения, да он даже не знал, где мы находимся.

– Значит, эта медаль имеет громадное значение для нас?

– Конечно... я целых 15 лет не видал вашу мать в таком радостном настроении, как в тот день, когда странник вручил ей медаль... "Теперь участь моих детей обеспечена, - говорила она мне в присутствии странника со слезами радости на глазах.
– Я буду просить у губернатора Сибири разрешения уехать с детьми во Францию... Быть может, решат, что я довольно уже наказана 15-ю годами ссылки и конфискацией имущества... Если откажут в просьбе, останусь, но детей-то, наверно, разрешат отправить во Францию, вы их туда отвезете, Дагобер. Вы отправитесь тотчас же, так как, к сожалению, времени и без того много потеряно... А если 13 февраля вы не будете в Париже... то и тяжелая разлука с детьми, и трудное путешествие будут напрасны!"

– Как? Даже один день опоздания?..

– Если бы даже мы прибыли 14-го вместо 13-го, было бы уже поздно... так сказала ваша мать. Она поручила мне также отправить во Францию толстый конверт с бумагами, что я и сделал в первом же городе, через который мы проезжали.

– А мы успеем в Париж, как ты думаешь?

– Надеюсь... впрочем если бы вы были посильнее, то неплохо было бы ускорить наше путешествие... Потому что если делать только пять лье в день и если с нами ничего не случится дорогой, то мы будем в Париже только в начале февраля, а лучше попасть бы туда пораньше.

– Но если отец сейчас в Индии и не может приехать во Францию из-за смертного приговора, вынесенного ему, когда же мы с ним увидимся?

– И где?

– Правда ваша, дети, но вы не знаете одного: в то время как странник его видел в Индии, он вернуться не мог, а теперь может.

– Почему же?

– А потому, что в прошлом году изгнавшие его Бурбоны были сами изгнаны из Франции... Несомненно, это известие дошло до Индии, и ваш отец поспешит к 13 февраля в Париж, надеясь найти там вашу мать и вас.

– А, теперь понимаю... Значит, мы можем надеяться его увидеть, вздыхая, промолвила Роза.

– А ты знаешь имя этого странника, Дагобер?

– Нет, дети... Но как бы его ни звали, он славный человек. Когда он расставался с вашей матерью, она со слезами благодарила его за доброту и преданность к генералу и его семье. Знаете, что он ей на это ответил, сжимая ее руки, трогательным голосом, невольно взволновавшим даже меня; "Зачем благодарить?
– сказал он.
– Разве не сказано: любите друг друга?".

– Кто так сказал, Дагобер?

– О ком он говорил?

– Не знаю... только меня поразили эти слова, - последние, что я от него слышал.

– Любите друг друга!
– задумчиво повторила Роза.

– Как прекрасны эти слова!
– прибавила Бланш.

–

Куда же он направился, этот странник?

– "Далеко... далеко на север..." - ответил он вашей матери.

– Когда он ушел, она мне сказала: "Его слова растрогали меня до слез; во время нашей беседы я чувствовала себя как-то лучше, честнее... я сильнее любила мужа, детей... но глядя на него, мне казалось, что этот человек не знал ни слез, ни смеха". Когда он уходил, я и паша мать стояли у двери и провожали его взглядом, пока не потеряли из вида. Он шел с опущенной головой, медленно, спокойно, твердым шагом... можно было предположить, что он считает свои шаги... А я еще кое-что заметил...

– Что, Дагобер?

– Вы помните, что дорожка у нашего дома всегда была сырой, так как вблизи бил родник?

– Помним.

– Ну, так на глине я заметил отпечаток его следов. Представьте себе, гвозди на подошве были расположены в форме креста...

– Как в форме креста?

– Да вот так...
– и Дагобер показал на одеяле, как были расположены семь гвоздей на подошве.
– Таким образом получается изображение креста.

– Что бы это могло значить?

– Случайность, быть может... а между тем этот чертов крест, который он оставлял за собой, произвел на меня, даже против моей воли, дурное впечатление. Это был недобрый знак. Вслед за его уходом на нас посыпались несчастья одно за другим.

– Да! Смерть нашей матери...

– Но еще раньше случилось горе. Вы не успели еще вернуться, мать ваша не успела дописать прошение к генерал-губернатору Сибири о том, чтобы он разрешил ей возвратиться во Францию или по крайней мере дал бы это разрешение вам... как вдруг послышался лошадиный топот, и к нам явился от него курьер. Он привез приказ переменить местожительство: не позже, чем через три дня осужденных отправить на четыреста лье дальше на север. Итак, несмотря на пятнадцать лет изгнания вашей матери, ее продолжали преследовать с удвоенной жестокостью...

– Отчего же ее так мучили?

– Казалось, ее преследовал какой-то злой рок. Приди этот приказ раньше, странник не смог бы и найти нас, а если бы и нашел, то передача медали была бы бесполезна: мы никак не добрались бы до Парижа вовремя, потому что даже выехав немедленно, мы и то еле-еле поспеем к сроку. "Точно кто-то умышленно препятствует мне и детям вовремя вернуться во Францию, - сказала ваша мать, - ведь почти невозможно прибыть в срок, если нас переводят еще дальше". Эта мысль приводила ее в отчаяние.

– Быть может, это неожиданное горе и послужило причиной ее болезни?

– Нет, дети... Ее уморила проклятая холера, являющаяся всегда неизвестно откуда; она ведь тоже странствует и поражает, как молния. Через три часа после ухода странника, когда вы вернулись из леса, смеющиеся и довольные, с большими букетами цветов для своей мамы, она уже лежала в агонии, ее почти нельзя было узнать. В деревне появилась холера. К вечеру умерли уже пять человек... Ваша мать успела только надеть медаль тебе на шею, дорогая Роза, поручить мне вас обеих и приказала сейчас же отправляться в путь. После ее смерти приказ о новой ссылке на вас уже не распространялся, и губернатор разрешил ехать с вами во Францию, согласно последней воле вашей...