Агасфер (Вечный Жид) (том 3)
Шрифт:
– За Холеру!
– сказала тогда Сефиза.
– Пусть она пощадит тех, кому хочется жить, и пусть убьет вместе тех, кто не хочет расставаться!
Думая об этих грустных словах, Жак углубился в тяжелые воспоминания. Морок, заметив его озабоченность, громко заметил:
– Жак! ты не пьешь? или вино надоело?.. может быть, хочешь водки?.. я велю подать...
– Ни вина, ни водки я не хочу!
– отрывисто ответил Жак и снова впал в мрачную задумчивость.
– И то правда!
– насмешливо заговорил Морок, нарочно возвышая
Голыш сердито взглянул на Морока, усомнившегося в его смелости.
– Так я не пью водки из трусости, по-твоему?
– воскликнул несчастный, затуманенный ум которого проснулся для защиты того, что он считал своим _достоинством_.
– Я не пью из трусости? Так, что ли, Морок? Отвечай!
– Полноте, милейший, - прервал его один из собеседников.
– Мы все доказали сегодня, что не трусы, а уж особенно вы, согласившись, несмотря на болезнь, сыграть роль Холеры!
– Господа!
– продолжал Морок, видя, что всеобщее внимание сосредоточилось на нем и на Голыше.
– Я пошутил, так как если бы мой товарищ имел неосторожность принять мое предложение, он бы проявил не отвагу, а безумие... К счастью, он благоразумно отказался от этой опасной шутки, и я...
– Гарсон!
– крикнул Голыш, в гневном нетерпении прерывая Морока.
– Две бутылки водки и два стакана...
– Что ты хочешь делать?
– притворился испуганным укротитель.
– Зачем это две бутылки водки?
– Для дуэли...
– отвечал холодным и решительным тоном Жак.
– Дуэль!
– воскликнули многие с изумлением.
– Да... дуэль... на водке, - продолжал Жак.
– Ты говоришь, что теперь столь же опасно выпить бутылку водки, как встать под дуло пистолета; ну вот, возьмем каждый по полной бутылке и увидим, кто первый отступит!
Необыкновенное предложение Голыша было одними принято с восхищением, другие же, казалось, смотрели на него с подлинным испугом.
– Браво, рыцари бутылки!
– кричали одни.
– Нет, господа, нет, это слишком опасно!
– говорили другие.
– В нынешнее время подобная дуэль... не менее серьезна, чем дуэль на смерть...
– прибавляли некоторые.
– Слышишь?
– с дьявольской улыбкой сказал Морок.
– Слышишь, Жак?.. Отступишь теперь, небось, перед такой опасностью?
При этих словах, напомнивших ему о том, чему он подвергался, Жак невольно вздрогнул. Казалось, ему внезапно в голову пришла новая мысль. Он гордо поднял голову, его щеки слегка вспыхнули, во взоре блеснуло какое-то мрачное удовлетворение, и он твердым голосом крикнул слуге:
– Да ты оглох, что ли? черт возьми! Тебе что сказано? Давай сюда две бутылки водки!
– Сейчас, месье!
– сказал слуга и вышел, испуганный предстоящими событиями этой вакхической борьбы.
Большинство
Нини-Мельница неистовствовал, топая, ногами и крича во все горло:
– Бахус и моя жажда! мой стакан и мой полуштоф! глотки открыты!.. Водку из горлышка!.. Шире! Шире, господа! Не касаясь губами!
И он поцеловал мадемуазель Модесту, как настоящий рыцарь на турнире, прибавив, чтобы извинить свою вольность:
– Любовь, вы будете королевой красоты! Я хочу попытать счастья стать победителем!
– Водку из горлышка!
– кричали все хором.
– Шире, шире! Не касаясь губами!
– Господа!
– с восторгом продолжал Нини-Мельница.
– Неужели мы не последуем благородному примеру милейшей Холеры (он показал при этом на Жака)? Он гордо провозгласил: _водку_... а мы ему гордо ответим: _пунш_!
– Да, да, жженку!
– И пунш лить прямо в горло!
– Гарсон!
– громовым голосом кричал духовный писатель.
– Есть у вас лохань, котел, чан, словом, нечто громадное, чтобы можно было соорудить грандиозную жженку?
– Вавилонскую жженку!
– Пунш - озеро!
– Пунш - океан!
За предложением Нини-Мельницы последовали другие с честолюбивым crescendo.
– Есть, месье!
– победоносно отвечал слуга.
– У нас как нарочно недавно вылудили медную кастрюлю, в которую войдет по меньшей мере тридцать бутылок! Она еще не была в употреблении!
– Давай сюда, кастрюлю!
– величественно приказал Нини.
– Да здравствует кастрюля!
– провозгласили все хором.
– Вылить туда двадцать бутылок вишневки, давайте шесть головок сахара, двенадцать лимонов, фунт корицы и огня... огня... всюду огня!
– продолжал командовать Нини-Мельница, испуская нечеловеческие вопли.
– Да, да, огня... всюду огня!
– подхватывал хор.
Предложение Нини-Мельницы дало новый толчок общему веселью. Самые безумные шутки и остроты скрещивались, смешиваясь с шумом поцелуев, которые срывали и щедро возвращали под предлогом того, что, быть может, не дождаться и завтрашнего дня... что остается покориться и т.д., и т.д. Вдруг среди воцарившейся тишины, в минуту безмолвия, часто наступающую в самых шумных собраниях, послышались какие-то мерные глухие удары над залой пиршества. Все замолчали и начали прислушиваться.
7. ИЗ ГОРЛЫШКА
Спустя несколько минут странный стук, обративший на себя общее внимание, повторился снова, с большей силой и продолжительностью.
– Гарсон!
– спросил один из пирующих.
– Что там за чертовский грохот?
Слуга, обменявшись с товарищами испуганным и растерянным взглядом, пробормотал в ответ:
– Месье, это... это...
– Да просто какой-нибудь угрюмый и недоброжелательный квартирант, скотина, ненавидящая веселье, стучит нам палкой, чтобы мы потише пели... сказал Нини-Мельница.