Агата
Шрифт:
– Быстро встань, – торопливо проговорил Арчи, не разжимая губ.
Агата покорно поднялась, а горничная, сообразив, что супруги ссорятся, поспешила ретироваться. Теперь Кристи глядел на жену с откровенной ненавистью.
– Ты нарочно закатываешь сцены на глазах у прислуги!
– Это не правда, – спокойно ответила Агата. Она уже поняла, что все ее усилия бесполезны.
– Ты из всего устраиваешь спектакль. Но больше такой номер не пройдет. – Он откинулся на спинку стула. – Я прошу тебя больше не приходить ко мне на работу. У тебя нет никакого чувства собственного достоинства. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Дай тебе волю, ты сама себя
– Ну пожалуйста, не надо, – взмолилась она, – может, есть все-таки какой-то выход…
– Довольно. – Он поднялся. – Между нами все кончено. Отныне и навсегда.
И уже из холла донеслось его «Меня не ждите», брошенное прислуге. А потом хлопнула входная дверь. Агата сидела не шевелясь, оцепенев от ужаса – в точности как в своем недавнем сне.
Зайдя около полудня к хозяйке, Шарлотта Фишер застала ее лежащей в постели в пеньюаре.
– Я позвонила этой мисс Нил якобы по твоему поручению. Сказала, тебе нужны копии счетов на всякие хозяйственные расходы.
– Она сказала, куда едет?
– Сказала еще прежде, чем я попыталась это у нее выведать.
– Ну и на какие же воды, Шарлотта?
– Будто бы в Харрогет. Я в ответ, мол, я хорошо знаю это место и что, мол, интересно, в какую гостиницу. Оказывается, в «Валенсию». На две недели. А теперь, думаю, надо взять и выкинуть все это из головы.
Агата закрыла локтем лицо.
– Я и не сомневалась, что Арчи придумает что-нибудь в этом духе. Нарочно поехать в мертвый сезон, когда там одни старики, чтобы никто его там не узнал. Вот бы умереть и ничего этого не знать!
Мисс Фишер, сев на кровать, гладила хозяйку по волосам.
– Я, пожалуй, побуду с тобой, сегодня ты мне что-то не нравишься!
– Нет-нет, Шарлотта, не нужно! – заверила ее Агата. – Иди домой, со мной все в порядке. Потом поговорим.
Ближе к обеду Агата наконец заставила себя одеться, села в машину, прихватив с собой Питера, и поехала забрать дочку из школы. Слава богу, девочка и пес были так заняты друг другом, что, пожалуй, ничего не заметили. Ни с того ни с сего она решила заехать к свекрови и, войдя в ее гостиную, неподвижно просидела там какое-то время среди собрания диковин и пару раз громко рассмеялась без видимых причин, тиская и целуя дочку. Миссис Хемсли нашла, что невесткино состояние значительно улучшилось.
Псевдотюдоровский коттедж капитана Ренкина находился милях в двадцати от «Стайлз» – удобство такой дислокации состояло в близости как к воинской части, так и к гольф-клубу. Вечером накануне третьего декабря в одной из спален коттеджа Нэнси Нил переодевалась к ужину. В комбинации поверх пояса с резинками, в чулках и туфлях она сидела у зеркала и красилась – подводила бровки, подкрашивала губы – чуть-чуть, чтобы они не казались чересчур большими, и что-то мурлыкала себе под нос. Арчи Кристи постучался и тут же вошел – Нэнси даже не успела накинуть платье. Он явился при полном параде и глядел на Нэнси с застенчивым обожанием.
– Ты позволишь?
Она улыбнулась его отражению.
– Я – да, а вот Филип может и не позволить.
– Не беспокойся. Он – наш человек. Мы знакомы с ним сто лет. Он тебя обожает.
Нэнси пудрила носик. Для Арчи она была как обещание другой жизни, полной ласки, уступок и незатейливых радостей. Он подошел и тихонько отвел бретельки
– Встань, – прошептал он.
Она лениво поднялась.
– Сними это.
Нэнси, повернувшись к нему спиной, стащила с себя комбинацию и глянула на Арчи через плечо.
– Ты убийственно красивая, – произнес он пресекающимся от волнения голосом.
– И послушная.
– Пойдем-ка поскорее вниз. – Арчи наконец взял себя в руки. Он вообще был человек благоразумный.
После ужина Филип Ренкин попросил экономку, миссис Стоке, принести бренди и сигар и, наклонившись к Нэнси, продолжал начатый рассказ. Его маленькая подвижная физиономия, в которой и правда было что-то от хорька, разгорелась – вероятно, оттого, что в комнате было жарко.
– Так вот. Арчи сказал мне, что там затевают бал-маскарад. Ну, я и говорю, что буду, мол, во фраке. Приезжаю в Уорик – и что вы думаете? Дворецкий, не моргнув глазом, подает мне фрак и ласты – решил, болван, что я буду пингвином!
Когда миссис Стоке снова наполнила бокалы, Ренкин поднялся.
– За вас! – провозгласил он, – за ваше будущее! Хочется надеяться, что вы наконец будете счастливы – вы это заслужили.
Арчи и Нэнси отвечали благодарной улыбкой. Ренкин потянулся за сигарой.
– Вы не откроете окно, миссис Стоке?
Экономка отдернула гардину и распахнула окно с решетчатым переплетом.
– Прошу вас, продолжайте. – Нэнси кокетливо склонила голову на плечо.
– И вот я спускаюсь к коктейлю при полном пингвинском параде, а все остальные – в смокингах и белых галстуках. Скотина же ты, Арчи, вот что я скажу!
Громкий хохот вырывался через раскрытое окно в промозглый мрак, где всего в нескольких ярдах стояла Агата.
Увидев, как ее муж встал и поцеловал Нэнси в губы, она повернулась и бегом бросилась к машине.
Охваченный отчаянием, ее мозг устремился навстречу единственно верному решению.
Вернувшись в «Стайлз», Агата направилась прямиком к себе в кабинет и написала три письма. Одно, адресованное Шарлотте Фишер, и другое, мужу, она положила на столик в холле. Третье же, на имя деверя, Кемпбелла Кристи, убрала в сумочку. Потом рванулась наверх, в спальню, и принялась лихорадочно швырять в саквояж вещи: юбку, вечернее платье, несколько пар туфель – первое, что попалось под руку. Вытащила из комода несколько банкнот по двадцать пять фунтов и сунула в сумочку, потом надела шубку и подхватила свой саквояж. Затем зашла в спальню Розалинды, где слабый свет ночника озарял лицо безмятежно спящей девочки, нежно поцеловала ее и на цыпочках вышла.
– Я вам завтра позвоню, – бросила она горничной. Та успела заметить, что из незастегнутого саквояжа торчит пола шелкового платья…
Агата устремилась к машине, за руль, – фонарь у дверей особняка смутно высветил ее стиснутый кулак, прижатый к губам. Взревел мотор, и она на бешеной скорости помчалась в сторону Ньюлендс-Корнер, седловины в меловых холмах Норт-Даунс.
Глава 3
Сумрачным утром четвертого декабря, в самом начале девятого, когда земля еще не отошла от ночного мороза, вдоль по шоссе Гилфорд – Доркинг, в том месте, где оно ныряет в лесистую долину близ Пилгрим-Вей, вниз по склону холма брела бедно одетая женщина, толкая перед собой тележку. Рядом с ней понуро шагал шестилетний мальчик.