Агент, бывший в употреблении
Шрифт:
— Когда-то ты спас мне жизнь.
— Не стоит возвращаться так далеко назад.
— Мюнхен… Вот это западня! — продолжает восстанавливать картины прошлого Петко. — Каждую минуту я ждал, что вот-вот взвоет полицейская сирена, и эти, в зеленой форме, схватят меня и поволокут в тюрьму… И тут из толпы выходишь ты и протягиваешь мне братской рукой новый паспорт, новое удостоверение личности, деньги…
— Можешь не возвращать их. Они были казенные.
— Извини, знаю: ты не любишь проявления эмоций, — произносит уже более прозаическим тоном Земляк. — Но своей
Он замолкает, давая мне понять, что готовится высказать нечто очень важное:
— Интересно, что ты скажешь, если я сделаю тебе дружеское предложение о совместной работе?
— Ну, ты сделай его, а там посмотрим.
— Делаю!
— Я тронут. Но ты же знаешь, что я не гожусь для бизнеса.
— Речь не о бизнесе. Охотников до бизнеса и без тебя хватает.
— И с компьютером обращаться не умею. И окна мыть. И вообще я ни на что не гожусь.
— Годишься. Для того, что я тебе предлагаю, годишься.
И немного смущенно объясняет мне, что ему нужен телохранитель, вернее, не столько телохранитель, сколько серьезный и верный человек, который охранял бы офис в определенные критические часы.
— Хочешь сказать, что тебе нужен ночной сторож? — пытаюсь ему помочь.
— Ну, что-то вроде того. Знаю, что полковнику, стоявшему на страже Родины, может показаться унизительным предложение сторожить какую-то контору, но что мне делать, браток, если ничего другого я предложить не могу?..
— Понимаю твою неловкость. И сожалею, что вынужден отказать. Но прежде, чем сделать это, хотелось бы поинтересоваться, какую зарплату ты предлагаешь за столь ответственную работу.
— Если дойдет до зарплаты, то тут, я надеюсь, мы сговоримся. В любом случае она будет раз в пять-шесть выше твоей пенсии.
— В таком случае будь добр поднять ее еще выше, — советую я.
И, чтобы не дать повода обвинить себя в корыстолюбии, спешу добавить:
— Согласен, Петко. Мы ведь земляки.
— Наглец! — прерывает меня Однако, когда получасом позже я рассказываю ему о встрече с Петко. — Как такое ничтожество может нанимать тебя в качестве прислуги?!
— Ну, не совсем прислуги, — возражаю, — хотя, согласен, разница между сторожем и дворником действительно небольшая.
— Банда мародеров! — продолжает негодовать Однако. — Один алчнее и ненасытнее другого.
— А Земляка ты к каким относишь?
— Тебе виднее. Вы же работали в одном отделе. Как так получилось, что у него — бизнес с миллионным оборотом, а у тебя — одна пенсия? Ты что-нибудь слышал о Великом ограблении?
— Кое-что слышал, но твоей версии еще не знаю.
— В таком случае ты ничего не знаешь. Потому что если расскажу я, то ты узнаешь не какую-то там версию, а всю правду.
И чтобы показать, что не шутит, приказывает:
— Принеси по бутылочке швепса.
Чуть погодя, когда приношу швепс, он продолжает:
— Знай, что во главе всего стоял Лукавый [11] .
— Не
— Как же его величать?
— Мы его называем Карапуз. Ведь он весь такой беленький и толстощекий.
— Ну да, осталось только Душкой его назвать.
— Ты прав, а почему бы и нет.
11
Весьма прозрачный намек на Андрея Луканова (1938–1996), Председателя Совета Министров Народной Республики Болгария с 8 февраля по 19 декабря 1990 года.
Однако машет рукой — в смысле «довольно глупостей» — и приступает к изложению эпоса под названием «Великое ограбление».
— В бытность председателем Совета министров Карапуз созвал некоторых своих соратников на тайное совещание…
— Каких соратников?
— Ну, своих людей из разных отраслей: из хозяйственных органов, из внешнеторговых ведомств, из банковского сектора, из силовых структур — в общем, служащих высшего и среднего звена. Собирает их и без обиняков заявляет: «До сих пор — что было, то было. Однако с сегодняшнего дня и впредь мы будем строить рыночную экономику». А они ему говорят…
— Кто «они»?
— Ну, соратники… Не прерывай меня. Рыночная экономика, говорят, делается с помощью денег. А шеф им отвечает, что, я, мол, потому вас и собрал, чтобы раздать деньги. После чего все друг за другом проходят через комнатку, где каждому вручается чемоданчик типа дипломат с пачками долларов. Чемоданчик за чемоданчиком… Соратники входят в комнатку простыми чиновниками, а выходят миллионерами.
Он умолкает, смотрит на меня и спрашивает:
— Представляешь?!
Он, очевидно, считает, что я должен ахнуть, услышав подобные разоблачения, но я воздерживаюсь от восклицаний. Я уже слышал эту историю от Борислава, правда, в несколько ином варианте.
— Ясно, — говорю. — Но сколько долларов, по-твоему, может поместиться в дипломате?
— Откуда я знаю! Мне дипломата не давали.
— Мне тоже. Но по приблизительным подсчетам не больше двухсот — трехсот тысяч…
— Не обременяй меня такими подробностями.
— …А я слышал, будто Карапуз раздал не меньше миллиарда.
— Возможно, и больше.
— А если так, то для осуществления Великого ограбления Карапузу пришлось бы воспользоваться не чемоданчиками, а целыми вагонами. Это же очевидно.
— А я тебе скажу нечто еще более очевидное. Сколько миллионеров у нас было до 1990-го? Перечисли!
— Ты прав: не было миллионеров.
— А сейчас их сотни! Возникли вдруг за месяц — за два. Как это так? Откуда? Да им на суде зададут один-единственный вопрос: «Откуда?», и все они отправятся в тюрьму!
— Понятно, что имело место какое-то перераспределение капитала.
— Да какое там перераспределение! — возмущается Однако. — Если я вытащу деньги из твоего кармана и положу их в свой, это что, по-твоему, — перераспределение?