Агент чужой планеты
Шрифт:
– Миленький, мне до вечера и спрятаться негде. Они уже ищут нас с тобой по всему городу.
– Алина! Во-первых, успокойся. Я могу тебя спрятать в надежном месте на два-три дня. А во-вторых, выберу время, чтобы заняться этими пройдохами. Гарантирую - вскоре ты сможешь спокойно вернуться к своему бизнесу. Никто тебя и пальцем не тронет. Кстати, где мне разыскать Кителя?
– Говорю же - он заведует торговой базой.
– Какой именно? Их много.
– Не знаю точно.
– Проблема.
– По вечерам он часто бывает в "Волнушке", - вспомнила Алина.
– Чудесно.
Ее взгляд стал чуточку осмысленнее.
– Почему-то я тебе верю...
Я дал задний ход, выводя машину из тупичка.
– Куда ты меня везешь?
– Пока на вокзал. Там найдем такси, и я все объясню. Я вырулил на проспект и перестроился в левый ряд. Алина вертела шеей как марионетка.
– Так я и знала?!
– воскликнула она, обнаруживая панический страх.
– Что еще?
– Машина Макса! Они нашли нас! Вот чертовщина, еще и Макс какой-то!
– Кто такой Макс?
– Его главный прихлебай. Порядочный подонок. Это он разукрасил меня. Животное! Теперь они нас достанут! Мы пропали!
– Самообладание окончательно покинуло ее.
Я глянул в зеркальце. Сзади шел плотный поток машин.
– Какая его?
– Зеленые "Жигули".
Я присмотрелся внимательнее.
– Усатый пижон в темных очках на сытой роже - это и есть Макс?
– Да...
Кажется, именно Макс ткнул вчера своего босса носом в салат. Значит, вознамерился заслужить прощение? В машине сидели еще двое амбалов. Вид у них был довольно свирепый.
Я позволил "Жигулям" вплотную приблизиться к нам и сосредоточился.
Импульс биополя послан!
Автомобиль тут же вильнул и, вылетев на тротуар, свободный от пешеходов, врезался правым крылом в бетонную тумбу. Конечно, я мог бы устроить им аварию покрупнее, но не хотелось крови и переломанных костей. А они теперь призадумаются.
Не знаю уж, какие выводы сделала Алина, но она бросилась мне на шею, перекрывая обзор.
– Миленький, ты просто чудо! Я отстранил ее.
– Если будешь выражать эмоции подобным образом, мы угодим в переплет похлеще, чем Макс с приятелями.
Все же я не мог отказать себе в удовольствии сделать разворот, чтобы проехать мимо разбившихся "Жигулей". Трое громил уже выбрались на тротуар и почесывали помятые бока, кривясь и нехорошо ругаясь. У обочины тормозил "уазик" гаишников. Я посигналил и сделал Максу ручкой. Пламенный привет Кителю!
В свою очередь Макс погрозил мне кулаком. Похоже, меня он узнал мгновенно.
На привокзальной площади я припарковал машину на стоянке, затем пристроил на коленях блокнот и нацарапал записку:
"Иван Васильевич! Фекла Матвеевна!
Подательнице сего оказать радушный прием. Устроить удобный ночлег, поить и кормить вдоволь. Но и приглядывать за ней - ибо оной дамочке присуща нездоровая любовь к чужим вещам. Заберу ее лично через два-три дня. Возможно, несколько позднее, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.
С приветом, Вадим Ромоданов.
P. S. Купите ей новое платье и белье".
Записку
Вкратце объяснил Алине, что ее ожидает и как следует себя вести, оказавшись в Жердяевке.
Первый затормозивший таксист мне не прнравился - слишком блудливые глаза для такой пассажирки. Зато второй был в самый раз - добродушный пожилой простак с повадками закоренелого семьянина. Я объяснил ему, куда ехать, заплатил вдвое, ему же вручил записку с просьбой передать лично в руки Пономарцов, и махнул Алине:
– Карета подана!
Она крепко взяла меня за руку.
– Ты и вправду не боишься?
– Нет. Чего и тебе желаю.
– Ты и вправду все можешь?
– Все, что душа пожелает.
– А ты скоро меня заберешь?
– Как только, так сразу.
– А вспоминать будешь, хоть иногда? Хотите верьте, хотите нет: она смотрела на меня влюбленными глазами.
* * *
С этими нежданными заморочками я едва успел к первому звонку.
Большая покатая аудитория, в которой сейчас собрался весь наш поток -четыре группы, - глухо гудела.
Ближе к кафедре - как раз по центру - расположились оба наши гения -Виталий и Олег. Вокруг кучковались корифеи помельче.
Жанночки сегодня не было. Она - не самая прилежная студентка и частенько пропускает лекции.
Сбоку, возле прохода, в позе роденовского "Мыслителя" сидел Лорен. Похоже, его до сих пор пожирали тайные страхи.
Вот хлопнула дверь, и в аудитории установилась мертвая тишина. На кафедру взошел профессор Ермолин - гроза не только хвостистов и прогульщиков, но и "быстрых разумом невтонов". Ермолин вел курс начертательной геометрии и был твердо убежден, что ни один студент не в состоянии постичь сию науку в совершенстве. Высшая оценка, которую он иногда применял, - "весьма хорошо".
На вид Ермолин был добродушным стариканом с благообразной улыбкой. Но стоило кому-нибудь громко кашлянуть, как он оборачивался, внимательно смотрел на нарушителя и изрекал: "Молодой человек! Если вам неинтересен данный многотрудный предмет, прошу совершить променад". Все знали, что память у старика отменная, и попавший на заметку автоматически недоберет балла на экзамене. Поэтому на его лекциях стояла полная тишина.
Голова у Ермолина была совершенно лысая, на самой макушке сидел некий убор, который он не снимал ни зимой, ни летом. Наши остряки прозвали сей убор ермолкой, хотя на самом деле это была обыкновенная цветная тюбетейка. О ней ходили легенды. Рассказывали, что много лет назад один студент-бедолага, доведенный до отчаяния придирками профессора (тогда доцента), обрушил на его темечко мощный удар циркулем. С той поры на голове Ермолина зияет безобразная рана, которую он вынужден скрывать ермолкой, особенно после того, как совершенно облысел. Существовали разные варианты этой легенды: бил, мол, не двоечник, а отличник, которому тот завалил повышенную стипендию; бил не циркулем, а графином; и так далее, и тому подобное. Но все сводилось к одному: на голове у Ермолина страшная рана и оттого он носит ермолку. Никто ни разу не видел его обнаженной головы.