Агент ливийского полковника
Шрифт:
Ахмед приготовил себе грог по собственному рецепту: крепкий горячий чай с мятой, коньяк, сок лимона. Устроившись перед телевизором и не включая его, Джемаль мелкими глотками выпил горячительный напиток. И каждый глоток его – стук хмельного колокольчика в его голове.
Натан Паттерсон отпустил его до обеда завтрашнего дня; странный график, но это выбор шефа. Завтра утром не вставать, можно выпить еще. И Ахмед приготовил новую порцию грога.
«Эта Руби Уоллес стала звездой экрана», – не без зависти подумала Клу Картер. Сосредоточив свое внимание на мониторах системы видеонаблюдения, она тем не менее бросала короткий взгляд на широкоформатный телевизор,
О Руби Уоллес по ТВ прошла уже вторая официальная волна; на гребне первой она пронеслась как главный свидетель подготовки кентерберийского теракта; на гребень второй она поднялась уже как заложница. «Столько счастья в одни руки», – продолжала злопыхать Клу. Она еще больше возненавидела Руби (господи, она пошла снять парня, а сняла пенки), когда начальник усадил ее за просмотр записи трехчасовой давности. Она едва не вспылила: «Да не могла я ничего пропустить!» – но вовремя одумалась. Это даже несмотря на то, что начальник отнял у нее свободное, отведенное для отдыха время, невнятно и невпечатлительно объяснив: «Период с 21.00 и до этой минуты очень важен». Отснятого материала скопилось немало, и Клу поставила режим 8-кратного ускорения. Она нажимала на кнопку «пауза», когда взгляд ее фиксировал мужчину с приметами ар-Рахмана или женщину, похожую на Руби Уоллес. Эта игра с собственным воображением так увлекла ее, что Клу не могла пропустить Руби в любом случае. Прошло двадцать минут, и она, нажав в очередной раз на «паузу», воскликнула:
– Вот они!
И с ощущением легкости и выполненного долга откинулась на спинку стула. Она обнаружила людей, которых сейчас искали все полицейские, все «активное» население страны. И тот факт, что она пропустила эту пару в 21.40, не накладывал на нее ответственности; во всяком случае, вины за собой она не чувствовала. И тому она быстро нашла оправдание: на ту минуту она ничего не знала о странном тандеме – террорист и свидетельница. Во-вторых, что вытекало из первого: ар-Рахман прикрывался спутницей. В заключение Клу мысленно посоветовала правоохранительным органам получше организоваться.
Рочестер
Джонни Гюнтер, высадив странную парочку на восточной окраине Лондона, вернулся в Рочестер через полтора часа. Ар-Рахман обещал расплатиться с ним позже, когда именно – не уточнил. Гюнтер сам додумал: после очередного теракта.
Говорильня. Неплохое словцо. Собственно, болтовня вместо дела. Никакой ответственности, совесть дрыхнет себе спокойно. Но она проснулась от грохота взрыва, и с той минуты ей, погрузившейся в тревожное ожидание, стало не до сна.
Сосет под ложечкой. Во рту металлический привкус, как будто Джонни зубами открывал банки с коричневым элем и высасывал хмельной напиток из этих отверстий.
Скверно на душе. Как перед расстрелом. И время для этого подходящее – пять утра. И почему приговоры приводят в исполнение на рассвете? Несправедливо – подохнуть в самом начале дня. Это называется «на, получи». Исполнители все предусмотрели.
Джонни Гюнтер отчетливо представил себе скорый поезд, мчащийся на восток; пассажиры мирно дремлют
Гюнтера могли обвинить в связях с ливийским террористом, однако он пришел в полицейский участок по зову сердца – это раз, под руку его вела заспанная совесть – это два. В-третьих, пусть кто-нибудь попробует доказать его криминальную связь с ар-Рахманом. Он брал у него деньги авансом, не спрашивая, какого рода помощь от него понадобится. И вообще, дают – бери.
Так рассуждал Джонни, накачивая себя элем по пути в полицейский участок. И первое, что он сообщил дежурному, подбросило того со стула:
– Я хочу сообщить о готовящемся теракте. Его готовит ар-Рахман. Он и Руби Уоллес сейчас в Лондоне. Это я отвез их на своей тачке, но что делать?..
Гюнтер запасся элем. Прикончив одну банку, он вынул из кармана куртки другую. Детектив, снимающий с него показания в специальной комнате, против этого не возражал. Его звали Томас Браун, и он лично знал Джонни Гюнтера. Того не раз и не два доставляли в участок за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, драки, вымогательство. И – вот тебе раз: Джонни пришел с бесценными новостями. В самом начале допроса Томас Браун уточнил:
– Джонни, тебе мог присниться ливийский террорист?
– Конечно – если бы его снимок красовался на обложке порножурнала, который я листал на ночь. Но я видел его, как тебя сейчас, Том. Я даже шмотки ему свои привез, а потом доставил его в Лондон.
– А вот это очень плохо.
– Считаешь, мне стоило отказаться?
– Это ты так сказал, а не я.
– Правильно. Потому что я могу назвать место, где высадил ар-Рахмана и его подружку, рассказать, как он одет и во что собирается облачиться.
– А вот это неплохо.
– Вот так и запиши в протоколе, Том.
Лондон
Руби не знала, кому принадлежит эта квартира на втором этаже трехэтажного дома, и не стала спрашивать об этом у Рахманова. Предположила – что его друзьям. Хозяин оставил ключ в почтовом ящике, и Андрей уверенно, как будто проделывал это десятки раз, открыл ключом замок на этой двери.
Руби с первого взгляда определила – квартира принадлежит холостяку: стены и потолок прокурены, в раковине скопилась грязная посуда, в платяном шкафу висела только мужская одежда: пара костюмов, пара брюк, плащ, куртка.
Андрей вынул из шкафа плед, бросил его на диван, указал Руби на кровать:
– Ложись. И тебе, и мне нужно отдохнуть.
Он разделил ее и себя, как пару. Руби эта проблема показалась неразрешимой, и она потеряла всякую надежду хотя бы объяснить ее. К тому же она смертельно устала и валилась с ног. Жутко хотелось есть, однако она одержала верх в борьбе с этим желанием.
Глава 8
Рецепты политической кухни
Натан Паттерсон проснулся в начале восьмого утра. Рано. Однако он отказался поваляться в своей спартанской постели в это воскресное утро. Если он встанет позже, у него заноет шея, даст о себе знать межреберная невралгия, единственно лекарство от которой – хороший спарринг-партнер на татами. Ему часто приходилось ночевать в отелях, и, какой бы удобной ни казалась кровать, болезненные симптомы всегда проявлялись под утро. Но все проходило, едва он с наслаждением вытягивался на своей постели. Сила привычки? Он не знал, как ответить на этот физиологический вопрос, разве что штампом: «Все болезни в голове».