Агент полковника Артамонова(Роман)
Шрифт:
— Тут вы, Дмитрий, не совсем правы, — возразил гость. — В Кишиневе я встретил ополченцев из Плевны.
Присягу принимали. Не побоялись же они перебраться через Дунай, чтоб воевать с турками?
— Есть, конечно, и смелые, — согласился студент. — Голубей из Систово передал мне мальчишка, сын моего товарища. Вот я своего товарища и его сына уважаю. Надо их выручить — выручу. А трусливых выручать не стоит. Они — рабы. Бичом из них надо выбивать рабство.
Уже лежа на скрипучей кушетке, прислушиваясь к ночным звукам (по-домашнему звенели цикады), Константин
Константин прикидывал: если полковник разрешит устроить ловушку, в напарники он возьмет студента. В голове уже был план, но для этого требовалась женщина, которая заманила бы офицера к себе домой. Женщину предстояло уговорить. Но женщина должна быть своей, такой же патриоткой, как и студент Иванов. Легче всего уговаривают деньги. Но их еще надо было достать, даже взять в займы.
И все же — он в это твердо верил — в конечном итоге побеждают патриоты, движимые великой идеей освобождения родины.
Утром, нагрузившись рахат-лукумом, Константин подошел к воротам лагеря. Как всякий продавец, жаждущий сбыть товар, он заискивающе обратился к солдату полевой полиции:
— Слышь, герой, разреши ветерану-инвалиду пройти в лагерь. Я тут уже бывал, продавал сладости.
— Пропуск есть? — невозмутимо спросил «герой», одуревший от зноя и пыли, на его сером сукне мундира масляными пятнами проступил пот.
— Я бывший служивый. Воевал, — вел свое торговец и пальцем показывал на медаль. — Знаешь, за что ее дают?
— Вижу. За храбрость.
Солдат охрипшим голосом кликнул сержанта, дремавшего в тени под камышовым навесом. Тот лениво поднялся, поправил мундир, подошел к воротам.
— Вот ветеран, просится в лагерь. Что-то хочет продать.
— Я торгую сладостями, — сказал проситель. — У меня есть эти, как их, документы.
Сержант, не больно смышленый в грамоте, повертел в руке бумагу, где было написано, что ветеран Крымской войны Хаджи-Вали продает рахат-лукум и другой сопутствующий товар.
— Так чем торгуешь?
— Сладостями, — повторил торговец и для большей убедительности широкой, как лопата, ладонью постучал по ящику.
Было ясно: сержант не умеет читать. Эта незнакомая для него бумага — не документ.
— Нужен пропуск.
Пропуска не было, а ворота были одни. Константин надеялся, что сержанта сменит другой сержант, более покладистый, и тот разрешит пройти в лагерь. Но и пришедший на смену другой сержант тоже потребовал пропуск.
Постояв у ворот, Константин вернулся ни с чем. В доме Ивановых, уже понапрасну не теряя времени, он сел шифровать донесение. В нем он просил разрешения изловить и допросить офицера, знающего обстановку в крепости.
В лучах заходящего солнца голубь с капсулой улетел в Систово.
Ответ пришел довольно скоро. Около
Студент вышел на улицу, спросил, кого она ищет.
— Вас, — ответила старуха молодым голосом. — Я с поручением от Николая Дмитриевича.
На мгновение студент растерялся. Сначала он не понял, от какого Николая Дмитриевича, но тут же догадка осенила: не от полковника ли Артамонова?
— Заходите в дом, — пригласил женщину.
Лицо ее было прикрыто черным платком, из-под платка выбивалась прядь седых волос.
— Это ваш внук? Как его зовут?
— Это мой сын. А звать его, как вашего одесского друга.
— У меня нет в Одессе даже знакомых.
Студент опасался провокации. А вдруг эту старую женщину прислала полиция?
— Мальчик, как тебя зовут? — спросил он по-болгарски.
— Тарас, — был неожиданный ответ.
В Одессе унтер Семиволос носил такое имя. Семиволос ему показал Фаврикодорова. Теперь студент окончательно убедился, что эта женщина от Николая Дмитриевича Артамонова. Но его смущал ее возраст: разве может быть у старухи малолетний сын?
Уже в зале, когда она перед зеркалом сняла с себя черный платок и парик с седой прядью волос, смыла грим, старуха превратилась в молодую красивую женщину.
— Я прибыла в распоряжение Хаджи-Вали. Доложите ему.
И Фаврикодоров не сразу открылся. Она его узнала по шраму на левом виске и по улыбке. Он улыбался одними глазами. Так улыбается, утверждал Николай Дмитриевич, только этот болгарин.
— Я и есть та самая женщина, которой вам не хватает для вашего благородного дела. Денег, к сожалению, я пронести не смогла. Не было на это разрешения. Придется одолжить здесь. Не все же болгары нищие. Среди них, в Плевне, есть и богатые. Ради освобождения Родины дадут взаймы.
Студент, который уже был посвящен в замысел Фаврикодорова, стал перечислять богатых людей города. Свой выбор остановил на торговце мясными продуктами.
— Есть такой! Никола Сарагеоргиев. Я иду к нему.
Деньги требовались для найма квартиры, где было бы все необходимое для банкета. А точнее, нужен был отдельный дом, чтоб ни один звук не вырвался оттуда.
— Тараса спрячьте понадежней. Возможно, до прихода русской армии, — попросила она студента.
— Мама отвезет его к своей сестре. У нее внук, а мой племянник примерно такого же возраста, как и ваш Тарас. Ребята подружатся.
Никола Сарагеоргиев знал родителя студента. Он у него товар не брал (махорку фабрики Иванова продавали другие торговцы), изредка они встречались на собрании предпринимателей.
— Чем могу служить, Иванов-младший? — спросил торговец мясными изделиями.
— Пришел с поклоном просить взаймы небольшую сумму.
— На какую надобность?
— На доброе дело.
— Я слышал, что вы оставили учебу в далеком Петербурге, чтоб заняться добрым делом. Не так ли?
— Так. Как и ваш сын, который ушел в ополчение.